– Андрюх, ты чего? – растеряно пискнул Вадик.
– Выметайся, я сказал. Иди к своей мамочке, у нее будешь одеваться.
– Да вот, вся скамья свободна…
Вадику не хотелось ввязываться в драку не из-за потенциальной собственной боли или возможного поражения, а потому что он боялся унизить другого человека. На тренировках дела обстояли иначе: ринг и борцовский ковер являлись полем для соревнования и могли принести либо радость победы, либо сожаление о поражении. Реальная драка ставила выбор между унижением себя или унижением другого: сложное решение для маленького интеллигентного мальчика с хорошим домашним воспитанием.
– Я ща тебе всеку, сирота, – Андрюха размахнулся для удара. И тут Вадику повезло, причем дважды. Во-первых, в раздевалку вошел приятель по тренировкам Серега Исаев. Во-вторых, несмотря на солидные габариты, Дерюгин был явно не боец. Лень и рыхлость ума зеркально отражались на его характере, который собственно и побеждает в драке. Вадика до этого уже несколько раз били, поэтому он инстинктивно закрыл левую часть лица рукой, но не как раньше, сжавшись от предчувствия удара, а грамотно – как учили в боксе, чуть отклонившись корпусом назад. Кулак Андрюхи просвистел мимо.
– Бей в ухо! – крик Сереги поставил точку в моральных метаниях Егорова. Никогда больше время так не замирало. Мир не остановился, просто в нем вдруг образовалась очень гармоничная последовательность действий и звуков. Кулак, уклонение, крик и, наконец, собственный удар в открытое левое ухо противника. Вадик отскочил, уже готовый к еще одной атаке, но она не потребовалась. Хамло схватилось за ушибленную голову, село на пол и заплакало. Из его уха шла кровь. Раскрасневшийся, прерывисто дышащий от перевозбуждения и неожиданного исхода не успевшей толком начаться драки, Вадик застыл в растерянности.
– Мог бы еще ввалить. Чего не стал? – вопрос Сереги так и остался без ответа. У друга таких проблем не было. Комплекция коренастого, плотно сбитого, да к тому же тренированного тела позволяли превращаться в такую шайбу, которой было пофиг, в чьи зубы влетать.
Что чувствует лошадь, всегда приходившая последней, поскольку ей не объяснили, что для того, чтобы быть победительницей, надо быстро бежать, а не раздумывать, как своим бегом она обидит остальных лошадок? Недоумение неудержимо перерастало в восторг. Надо ли говорить, что Вадик тут же оказался героем дня в классе. Мать, конечно, ни о чем не узнала. Негласный кодекс чести позволял снисходительно относиться к жалобе ботаника, но не хулигана. Жаловаться училке для Андрюхи было «не по понятиям».
После этого знаменательного события тренировки стали занимать не меньше времени, чем учеба. Егоров познавал свою новую силу