– Человека на витрину нельзя, – сказала Мася с видом прямо-таки богомольным, – Это святое.
А дур на витрину выставлять, конечно, благое дело, подумал я, наблюдая краем глаза, как бархатный франт лениво цедит что-то юной брюнетке в приклееную улыбку.
– Святое – не святое, а сама себе титьки вставила, – сказал Марк.
– Но это же для красоты, – сказала Мася, ничуть не смутившись.
– А на вид и не скажешь, что подделка, – сказал я, глянув на два упругих мячика под белой тканью дорогого платья.
– Да, я вся с ног до головы переделанная. Не до конца еще, но почти. Боюсь, как бы не переборщить. Сергей Владимирович рекомендует очень, только всегда говорит, что от него слышать хотят, потому что бабла хочет. А я же не хочу, как Варвара Петровна, которая спать не может, потому что не закрываются глаза.
– О, дивный, новый мир! – только и смог воскликнуть я.
Франт уводил брюнетку, миниатюрная сводня, тем временем, устраивала судьбу другой своей воспитанницы.
На обратном пути Марк и его волшебница обсуждали что-то до крайности фейное. Я молчал. Молчал и шофер, похожий не то на аристократа, не то на дворецкого.
Немой, наверное, чтоб коммерческих тайн не разглашал, подумал я.
– Пока-пока, увидимся, – сказала Мася напоследок, когда машина домчала нас до дома. Она поцеловала меня в щеку душистым поцелуем и, тронув за плечо своего немтыря, велела ехать.
В другой жизни я бы точно в нее влюбился. Такая дура, что просто глаз не оторвать.
– Ну, и как? – спросил Кирыч, стоя в пижаме в коридоре, где мы, толкаясь, избавлялись от обуви.
– Ой, так весело было! – прощебетал Марк, – Анбилывыбал.
– Стыдно сказать, но было смешно, – сказал я.
– Почему стыдно? – спросил Кирыч.
– Девочки-конкурсантки, конечно, дебилки. Но посмотрел я на этих мужиков, которые, отвестив пуза, в зале сидели. Сидят. Гогочут. Ржут. А над чем ржут?! Над кем ржут?!
– Он напился, не обращай внимания! – сказал Марк.
– Девочки-дурочки хотят корону, хотят, чтобы все сказали «ах». Наивная детская мечта. Очень трогательная, в общем-то. Многие хотят быть принцессами. Даже Марк, вон, поперся на красную дорожку. Блистать.
– Ну, красиво же было! – проблеял тот, – Весело.
– Было смешно, – повторил я, – А смеяться над мечтой стыдно.
– Ты слишком много думаешь. Не надо тебе слишком много думать, – сказал Кирыч и утопал досматривать свои сны.
– Шреклих-щит, – с обидой произнес Марк, уходя к себе, – Взял и все испортил.
– А ты как думал, дорогуша? Красота требует жертв! – кинул я ему вслед, так и не сумев сказать главного.
Нельзя смеяться над мечтой. Это все равно, что детей бить.
Нельзя.
Жарко-холодно
Уж пора было обедать, а липкая сажа все летела мне на голову. Надо мной, стоя под потолком на шаткой стремянке, спрятавшись в потолочной дырке по пояс, мужик в грязной