– Шизофрения? – предложил я самый подходящий, на мой взгляд, вариант.
– Нет.
– А как тебе «синдром Аспергера»?
– Ну, красиво.
– У людей, страдающих «аспергером» возникают трудности с социализацией, – добавил я, – Например, они не чувствуют границ дозволенного и могут резким неосторожным словом оскорбить человека.
– Это, скорей, тебе подходит, – сказал Кирыч, вставая из-за стола. Ему было пора на работу.
– А спорим, Марусь, что это слово ты точно без ошибок не напишешь?! – сказал я, вставая тоже.
– Какое слово?
– Красивое: «бал-бес»…, – сказал я, отправляясь вслед за Кирычем в свою обыкновенную будничную жизнь.
Я знал, что Марк не обидится. В курсе он, что я имею виду:
«С-ч-а-с-т-л-и-в-ч-и-к».
Красивое слово, что уж тут скажешь.
Awesome.
Часть первая.
Сиротские песни
Чтобы осознать степень хорошего, у тебя должно случиться что-то плохое. Наверное, это можно считать воспитательной мерой судьбы, указующей, что надо не вредничать, а жрать, что дают, не забывая рассыпаться в благодарностях.
Если бы я сейчас, как и в прежние годы, работал журналистом-фрилансером, то к ломоте в костях, головной боли, насморку и температуре добавлялись бы и душевные муки: на что жить? чем платить за свет, газ и телефон? неужто за государственный счет даже не похоронят?
Но мне в свое время, слава богу, хватило ума найти постоянную работу – с трудовой книжкой, пенсионными выплатами и правом на больничный. Так что однажды утром, обнаружив, что двигаться могу едва-едва, я всего лишь позвонил в редакцию, просипел «умираю-не ждите» и с чистой совестью провалился в забытье.
Уплыл в странные, балалаечные какие-то эмпиреи.
Я очнулся так, как, наверное, из яйца вылупляются птенцы – больно, липко, светло до рези. Уши бурил пронзительный звук, норовя прорвать барабанные перепонки
– Сироточка я бедная, на уголку стою, – истошно выводил мужской тенорок, – косматая-зловредная, я песенку пою: «Когда же ты, мой миленький, возьмешь меня к себе, косматую-зловредную, сироточку пребедную, бе-бе, бе-бе, бе…».
– …бейбе, гив ми ту найт, коз май филинг итс э соу райт, иф ю дэнс бай зе мунлайт…, – звучный женский голос вытеснил нервный козлетон, принадлежавший наверняка моему сожителю.
А кому еще придет в голову петь средь бела дня сиротские песни?
– Марк! – я хотел крикнуть громко, но сил хватило только на сип, – Сделай радио потише!
Но женщина упорно пела, затем дробно рассмеялась, затем начала говорить. Со стоном я сполз с кровати и, придерживая пижамные штаны за ослабшую резинку, поплелся на кухню.
– Марк, я болею, нельзя ли потише? – заготовленную реплику я произнес, скорей, по инерции.
За столом друг напротив друга сидели Марк и… моя коллега по работе. Бухгалтерша Мария,