– А как я могла воспротивиться?! – вспыхнула мама, значит, всё же осознаёт свою вину и неправоту.
– Платон, я не понимаю, что за обвинения? – отец нахмурился. – Всё произошло в больнице, даже не дома, когда мы могли бы всё скрыть. Никто слишком и не спрашивал, можно ли отправить Таню в психиатрическую.
Это меня возмутило сильнее маминого попустительства во всех смыслах. Да ещё сидит в своё уютном кресле, такой вальяжный и спокойный, как сытый кот, у него почти всегда такой вид.
– Я понимаю, отец, тебе Таня чужая, потому и душа не болит.
Мама вспыхнула, подскочив, а отец повернул лицо к ней:
– Вот. Вот, Лара, к чему привела твоя дурость по сохранению непонятного renommee интересной женщины. Будто кто-либо считал иначе. Довольна? Ладно общественное мнение, плевать, но для чего ты сыну внушила эту же дикую идею.
– Да чтобы и в его глазах не выглядеть жалкой покинутой клушей! – вскричала мама, вскочив с места, я редко видел её в таком волнении. Вообще при отце она другая, её большая фигура кажется сразу куда более изящной и тонкой, движения более женственными, даже голос заучит иначе. Но главное сейчас было не это, получалось, она меня обманула, зачем? Чтобы казаться гордой изменщицей? И ради этого лишиться карьеры, Ленинграда, но главное, и тут отец прав, так затуманить мне голову, чтобы я родную сестру начал считать чужой…
– Мама… – я поднялся. – Ты… такое натворила, Таня… да нормальнее её я вообще никого не знаю. Нормальнее и сильнее. И талантливее. Ты сама…
Но и мама тоже вскочила.
– Я?! я – да! Я ужасная, безрассудная женщина, гордячка, всё потерявшая из-за желания не быть жертвой вечных супружеских измен главного Питерского Казановы! Которой надоело ловить на себе сочувственные взгляды и слышать перешёптывания, что у моего мужа очередная возлюбленная. Да, я захотела отомстить ему и себе за то, что выбрала его, а не кого-то другого, что могу любить только его! Да, никаких оправданий! Хотите – ненавидьте меня! И Таню упустила. Когда, не знаю… может быть и давно, с самого начала. Я никогда не была близка с ней, как бывают близки с дочерьми. Но и моя мать не была близка со мной. Куда ближе с вами, детьми… да, пусть я негодная мать и дурная жена, но ты сам, Платон?! Ты был хорошим братом? Когда узнал о том, что Таня в положении. О чём ты думал? О ней? О том, что её жизнь под откос? А не о том, что это повредит твоей репутации? Не об этом? Что ты сделал? Ты поговорил с сестрой, посочувствовал, погладил по голове? Что ты сделал?! Чужой парень стал ей как брат, приходил каждый день, на каждый её звонок, на любую просьбу отвечая. Не было бы его, неизвестно, может быть, Таня ещё в тот вечер, когда попала в больницу, умерла от кровотечения. Какой-то Валера Вьюгин оказался рядом! Вот так, идеальный брат, и суровый обвинитель. Я виновата. Виновата, конечно, что Таня не ночевала дома, а я и не знала об этом. Сколько это продолжалось, сколько было мужчин, чей ребёнок был у Тани, которого так охотно признали