Воробей постукивала своим стеклянным кинжалом по бедру и оглядывалась вокруг. Вдруг она схватила Киру за руку и оттащила в сторону.
– Что такое? – спросила Кира.
Тихо, напряженно Воробей шепнула ей:
– Эти жирноголовые собираются взорвать потолок или стены, чтобы пробиться к нам. Точно говорю. Срочно придумай, как их укрепить, – или мы все покойники.
– Займусь. Всем отойти!
Кира оглядела тесный терминал и, как прежде в холле, выслала вперед десятки волокон Кроткого Клинка, разрешив чужи делать все, что та сочтет нужным. Пронзительный звон ударил ей в уши, когда чужь принялась разбирать пол, стены и потолок. Кира подтаскивала обломки к себе и торопливо собирала из них купол вокруг передней части станции маглева.
Осколки становились на место, а Киру вновь охватило то странное чувство – будто она расширяется во все стороны. Это чувство пьянило. Она не доверяла ему – не доверяла ни себе, ни Кроткому Клинку, – но соблазн разрастаться еще и еще был неотразим, и легкость, с какой у нее с Кротким Клинком получалось сотрудничать, укрепляла уверенность в себе.
Видимо, в одной из панелей, которую сорвала Кира, крепилось переговорное устройство: посыпались искры, и голос начальника станции «Орстед» умолк. Метр за метром Кира обдирала терминал, обнажая скрытый скелет станции: пересечение нервюр, анодированных для защиты от коррозии и унизанных отверстиями, позволяющими снизить нагрузку.
И вот уже она не различает ничего, кроме внутренней стороны построенного свода, но продолжает ее укреплять. Тьма накрыла всех, и Вишал, обернувшись, от вагона крикнул:
– Это не облегчает нам работу, мисс Наварес.
Терминал содрогнулся от взрыва.
– Пора в путь, – сказал Фалькони.
– Я делаю свое дело, – отозвалась Хва-Йунг.
Кира потянулась еще дальше, до самых своих пределов, и оказалось, что она может достать еще дальше. Сознание словно истончалось, распределяясь по все большей площади, количество поступающей информации ошеломляло: здесь давление больше, там меньше; над головой и под ногами – провода и трубы (она ощущала их царапины); щелчки электрических разрядов; жар и холод и тысячи разных ощущений в тысячах точек Кроткого Клинка, и все они меняются, распространяются, затапливая ее бесконечным количеством впечатлений.
Чересчур. Она не могла одновременно следить за всем, не поспевала. Кое-где ее надзор ослабевал, и там Кроткий Клинок действовал по собственной воле, продвигаясь вперед со смертоносной решимостью. Разум Киры рассыпался на кусочки, когда она пыталась сосредоточиться то на одном прорыве, то на другом, то на третьем, спеша призвать «скинсьют» к порядку, покорности. Но пока была занята этим здесь, в другом месте он продолжал расти… строить… становиться…
Она захлебывалась, исчезала, вытесняемая непомерным бытием Кроткого Клинка. В Кире вспыхнула паника. Но вспышка эта была слишком слаба, чтобы побудить ее обуздать «скинсьют».