что бермудским назвал кутюрье,
ради модной тусовки, чуть-чуть перекрасив
из черного в серый, сорок оттенков свинца,
слегонца
обнажая всю суть и тщету карнавала,
жалких масок убожество и вожделенье,
неестественно бабьим капризным жеманным
и томным своим голоском.
Бом-брам-стеньга, такое случается в море,
треснула-вмиг-сорвалась. И хрястнули обе ноги.
Ч-ч-ёрт, карамба!
И баста…
Суровый седой капитан, одноногий,
он чуял фарватер любой хоть на полном ходу,
и шторма нипочем, одинокая дикая сила,
в сочетании с точным расчетом и волей.
Якорь в глотку тебе! Разорви тебя гром!
Не спеша, он отмерил всего два удара.
Дьявол, холера усатый! Отсёк мне ступни.
И крылья, в придачу.
Зараза!
Чтоб меня целиком не отдать
беспощадной гангрене до срока
и Магам Магриба,
чтоб до Тортуги успеть доползти мне
по штилю, под выжженным солнцем Карибов.
Ну ничего, я был юнга смышленый,
такой и без ног проживет.
Не поспоришь,
с грубой силой и лихостью дикой чужой,
а также с замшелой рутиной увядших законов,
с повседневной тоской ожидания,
как в лихорадке,
беспросветной минуты,
тупой отрешенности миг,
шаг за грань, когда выйдешь сдаваться,
теряя устойчивость даже в сомненьях,
и снах затуманенных,
в диких чужих очертаниях Теночтитлана —
хмурый призрак из вечности…
Может подскажет?
Где обезьяны смеялись бесстыдно
рот прикрывая, и уши, глаза.
Дикий клоун, сам на себя не похож
и не зная, что значит касанье,
острой отравленной шуткой,
скользнувшей случайно по горлу,
успел всё испортить.
Он сжал и заклеил немо́той
мои почерневшие скулы зачем-то, не знаю.
Я ведь и так замолчал.
Только кашель из мыслей
и грохот ломающих крылья Икаров,
будит еще по ночам. А чувство
обиды и злости занозой осталось…
Но я не позволю
в пошлость и тлен обратить самые тонкие
предбессознательно неуловимые токи.
Из бесконечной вселенной
идущие к нам ручейки
и они вновь придут.
И наполнят вселенский, души океан,
и поднимут в пареньи,
и ты всё увидишь,
и вспомнишь.
Как рассыпа́л, по наивности,
звезды и зерна граната,
ярко бордовые капли пьянящие звуки,
всё завертелось, на грани потери,
вспучилось лавой, готовою брызги
в экстазе через мгновенье извергнуть.
Всё прожигающих камешков
слезы кровавые