– Я хочу позвонить. – У нее еще есть Ирка, есть Анук. Нужно только напрячься и вспомнить номера их телефонов. – Я хочу позвонить подруге.
– Сожалею. – Хелена развела руками. – Это против правил.
– А кто придумал правила?
– Я. – Хелена сунула зеркальце в карман халата. – В этом месте все правила придумываю только я, – добавила она так, чтобы расслышать смогла только Арина. – Хотите чего-нибудь еще?
– Хочу спать.
– Это легко устроить. – В вену воткнулась игла, и боль ушла, забрав с собой Хелену.
…Ей снился дом. Позолоченный закатными лучами фронтон с фамильным гербом в виде дубовой ветви. Мощные колонны, слишком мощные, на ее вкус. Лестница в семь ступеней, нижняя со щербиной, в которой так и норовит застрять каблучок, и приходится щербину обходить. До блеска вымытые стекла отражают пурпурное небо, и от этого кажется, что дом пылает. Красиво и жутко, но скорее все-таки красиво. Большая круглая клумба с красными цветами. Она не знает, что это за цветы, но дает себе слово спросить у Карла Фридриховича. Карл Фридрихович Шток – садовник от бога. Петруше повезло, что Карл Фридрихович принял его приглашение, потому что своими силами они бы с обустройством парка не справились. Слишком много дикой земли, чересчур грандиозна задумка: огромный пруд, дубовый парк. Петруша так решил. Коль уж он граф Дубривный, то и в новом родовом гнезде место только дубам-исполинам. Чтобы память о нем осталась на века. А ей не хочется красоты после смерти, ей хочется красоту прямо сейчас: липовую аллею, которую папенька заложил в день ее рождения, чтобы весело, зелено и сладкий цветочный дух. Липы – дивные деревья, девичьи. Так сказал Карл Фридрихович. И он же Петрушу уговорил аллею не вырубать, убедил, что дубам без других деревьев будет плохо, что в царстве Флоры должна царить гармония. Женское начало, мужское начало. Тень и свет. Петруша сначала сомневался, а потом все-таки согласился с ее просьбами и доводами Карла Фридриховича, только пожелал, чтобы дубов в парке было многим больше, чем других деревьев. Собственно, тем Петрушины пожелания и ограничились. Остальное – аллеи, фонари, парковые скамейки, беседки и цветники – он доверил ей, Лизе. И она радовалась этому доверию как ребенок. Радовалась, но боялась оплошать, даже в малой малости подвести любимого Петрушу.
– Не волнуйтесь, фрау Элиза. – Карл Фридрихович посасывал трубку, прятал в густых усах хитрую улыбку. – Вечер покажет, каким был день. Послушайте-ка лучше, какая мысль пришла в мою седую голову.
И начинал рассказывать удивительное, а потом рисовать прутиком на дорожке схемы и чертежи. И она, Лиза, все-все понимала, хоть Петруша и говорил, что дамам в делах инженерных нипочем не разобраться. А папенька, царствие ему небесное, наоборот, наставлял: «Учись, Лизавета, всему, чему только можно. Умение за плечами не носить». И она училась, слушала папенькины рассказы, от гувернантки не пряталась, к прислуге приглядывалась. Однажды даже напросилась