– Встретимся в этом же парке. В субботу, – сказала она.
– Ты придешь?
Она улыбнулась, поцеловала меня в щеку и медленно ушла, как сон. Я проводил ее долгим взглядом, любуясь каждым движением удаляющейся во тьму фигуры.
Мне хотелось веселиться. Хотелось петь и дышать! Ночь не была еще столь прекрасной, если не брать в сравнение тот случай из детства на празднике в Марди-гра.
В тишине обезображенная толстогубая улыбка лениво плыла ко мне из темной завесы. Но откуда у нее глаза? Чем она смотрела? И почему под пристальный взор ее попал я?
– Меня зовут Вымысел.
– Что тебе нужно?
– Хочу пригласить тебя в свой дом. В моем доме много гостей, но он никогда не наполняется, и ты, дорогой друг, будешь в нем знаменательным гостем. Я устрою тебя на лучшей кровати, буду поить медом и сладким вином, угощать жареной птицей.
– А дом большой?
– В масштабах целой вселенной, – улыбалась рожа.
– Мне не нужны твои подарки.
– Тогда позволь хотя бы лизнуть тебя в щеку, чтобы попробовать какой ты на вкус?
– Хорошо.
Она коснулась языком щеки и через шею к моему лицу поползли заражать вены гнилые черные создания похожие на могильных червей.
– Ты смерть?
– Нет, но многие нас путают. Спасибо за позволение прикоснуться к тебе, мой дорогой друг. Ты не представляешь, другим достаточно лизать мне яйца, из которых вырастут потом мухи и будут ими питаться. Но ты решил по другому.
И тут я подумал – у этой омерзительной жирной хари могут быть яйца?
Что дальше? Искать толстую кишку, чтобы глотать на потеху собственному телу. Скакать по улицам Парижа саранчой, пугая публику своим неприлично приличным видом. Кланяться старухам и фыркать в сторону прекрасных дам. Быстро, быстро! Рывком, рывком! Перевести часы на двенадцать, вскочить на стрелку и ждать. Чего? Всех позвать на великий пир, чтобы потом заблевать их… Тоска. И трупы кругом. Множество одиноких трупов, сочащихся гноем желаний. Вот что застыло в моих глазах и гложет непрестанно изнутри – бездна с неоконченным сюжетом, и потому я буду падать в нее вечно. Падать, барахтаясь в ней и смеясь безумным смехом, словно нашедший четвертак бродяга. Я одинок не снаружи, но в сущности таков.
Я умер? Нет, ты все еще жив. Проклятье!
В центральной части города на углу Французского квартала и Канал стрит, не освещенном фонарями, в бледных и скользких лучах неона стоял невзрачный бар с вывеской у двери «Полночный скелет большой летучей мыши», которым заведовал Винсент: высокий, угрюмый бармен, который предпочитал носить старые ухоженные костюмы или черные рубашки с задранными до локтей рукавами, обнажавшими его могучие белые руки в сплетении синих вен. Он любил скрещивать руки у себя на груди и внимательно слушать своего собеседника, которым мог быть совершенно кто угодно. Однако если взгляд Винсента ложился