Он вспоминает, что Редько учился у художника-космиста Николая Рериха. И что маэстро наверняка рассказывал ученику о гениальном чудаке Николае Федоровиче Федорове. О его диковинной книге «Философия общего дела».
Ученик, без сомненья, хорошо запомнил, что целью проекта общего дела Федорова является воскрешение техническими средствами всех умерших на планете людей. Для чего человечеству надлежит создать научные, социальные и политические предпосылки. Да наш художник и сам с усами. И никогда не был чужд идей космизма в разных его ипостасях.
И тут в голове зрителя проносится: «бессмертие – высшая цель каждой личности!», «человечество не останется вечно на Земле!», «коммунистическое общество бессмертных займет собой все космическое пространство!».
И он кричит: «Эврика!»
До него доходит, что недаром Климент Николаевич назвал произведение «Восстанием». Словом, которое одновременно означает революцию и восстание из мертвых. Дорогой мой друг понимает, что революция рассматривается автором полотна как начало «великого деланья». Что Ленину в картине отведена роль практика-организатора оживления всех мертвых, когда-либо живших на Земле.
Над головой вождя, в месте, где подобало бы поместить нечто высшее и запредельное – например, образ праотца революции Карла Маркса, Редько изобразил здание, больше всего напоминающее крематорий с двумя трубами (или, к примеру, креаторий советского космиста Александра Святогора). На здание падает блик надежды: мол, биовещество не исчезает! Мы помним о вас и займемся вами!
Наш увлекшийся друг-читатель тотчас подсказывает: именно в первой половине 1920-х годов тема кремации постоянно муссировалась в прессе (как идея гигиенического и утилитарного превосходства сожжения тела над его гниением), а конкурс на лучший проект крематория («Крематорий – кафедра безбожия»), объявленный в это время, стал чуть ли не первым советским архитектурным конкурсом!
Иван Фомин. Проект крематория «К небу» в Петрограде, 1919
Исследователь отмечает: «Приходилось прикладывать особые усилия для пропаганды „огненного погребения“, как стали теперь именовать кремацию. Советским гражданам разъяснялось, что колумбарии должны заменить кладбища, а крематории – занять место церкви»[3].
Возобновление древнего обряда сжигания покойников породило архитектуру здания огненного погребения. Будущий Дом скорби представлялся советским архитекторам древней башней, зиккуратом, пирамидой или мавзолеем. Модернистский