Хеймдалль. Петр Андреевич Воскресенский

поверил, что в их душах произошло возгорание того божественного начала, духа, которому просто не хватало одной-единственной искорки для возрождения, что та причина, которой поклонялись и отдавались предки его народа, то, что отлично знали в себе еще первые люди, но забыли потомки – отныне ожило. Хотя бы на мгновение. Он с восторженным воодушевлением наблюдал, как все счастливы были помочь своим соратникам занять достойное место в чертогах Всеотца. Они бросали и бросали в огонь все, что только сверкало и блестело. Со всех сторон дождем летели в костер всевозможные богатства, и лишь Сидрок в последнюю минуту нехотя и пренебрежительно кивнул головой своим дружинникам в знак того, чтобы они тоже подсобили умершим. Теперь Ингольв искренне верил и радовался – Хеймдалль знал на кого положиться.

      Когда тела смешались с златом и осталось лишь дымившееся пепелище, северяне бросили все останки в реку. Затем они разбили лагерь, одни легли мертвым сном, другим пришлось залатывать раны.

      ***

      На горизонте вместе с рассветом показались всадники. Вальборг прищурился и узнал своих разведчиков. По прибытии они помянули погибших, затем доложили:

      – До замка графа рукой подать, если постараться, то за дня два доберемся, но они ждут подмогу!

      – Отлично! – обрадовался Сидрок. – Будем работать на опережение, захватим замок до прихода поддержки и встретим их! Заодно наконец обновим припасы, а то все уж больно прожорливые.

      – Храбро, но рискованно, да и с такими остановками мы не доберемся до Бьорна, может ну его, этого графа? – раздосадовался Вальборг.

      – С другой стороны, позже нас могут зажать, сами понимаете, один сорняк оставишь… – задумчиво добавил Гисли.

      Вестейн не был ярлом, тем не менее, отца его все уважали, и он вставил свое слово:

      – Много людей погибло, раненых еще больше, а если не успеем взять замок?

      – Еще ни одна стена не защитила лучше храбрости человеческой! – Неожиданно раздался подавленный голосок, старавшийся преодолеть самого себя. Это был Хродмар. Все обернулись и подозрительно уставились на него: странно было слышать это от человека, умудрившегося покорить только частокол и от которого отрекся родной отец. Хродмар, конечно, проявил себя еще в засаде, но этого было мало для завоевания всеобщего уважения. Он же напротив, наивно счел, что теперь-то к нему прислушаются и ошибся. Вместо этого ратники стали, шушукаясь, перемывать ему кости: «Рот разинул, ишь птенчик!» Хродмар снова почувствовал себя униженным и пожалел, что выразился так высокопарно. Ему просто хотелось поднять себя в глазах отца.

      Но тут Сидрок резво указал на него прямой ладонью с похвалой:

      – Молодец! Именно! Их дух подорван, а наш крепче стали! Нельзя упускать такую возможность!

      – Наш дух крепче стали, но нашим телам требуется отдых, – продолжал свое Вестейн.

      – Тогда я предлагаю проголосовать, – мудро сказал Гисли.

      Люди подняли свое оружие, кто копье, кто топор, но результаты оказались противоречивыми.

      – Хм, сложно, а что скажут руны? –