Детериме и по природе не полагалось быть сильной; смазливость в корне погубила ее бойцовские качества еще в детстве. У нее было тело, и она вполне могла обойтись без всего остального, но переоценка себя ее не миновала, и поэтому она не могла представлять большого интереса. Соображение, что с возрастом и даже очень скоро она образумится, мало утешало Мохтериона, ибо его, да и ее тоже головы бились о “сейчас”, которое они не могли заполнить ни душой, ни плотью. “Сейчас” обходило их, на смешливо бросая в будущее, в котором их еще не было и которого, скорее всего, и не будет для них обоих.
Его настроение не омрачили некоторые, связанные с Детеримой затруднения, и, возвращаясь домой, он настраивался на праздничное обслуживание кого-либо из тех, кто с добрыми намерениями посягнет на его готовность.
VI
Еще издали он заметил незнакомую машину у своего подъезда. Когда он подошел ближе, то увидел и другую, стоявшую напротив. Завидев его, один из людей, сидевших в машине, вышел из нее и поднялся по ступенькам, ведущим к дому. Это оказался Менестор.
– Где ты пропадаешь? Небольшое удовольствие, прямо тебе скажу, жариться на солнце, – скороговоркой сообщил он, пока Подмастерье искал ключ.
Когда они зашли в дом, Мохтерион спросил:
– Я вижу, ты не один. Сколько вас?
– Внизу еще одна машина. Нас семеро. Весь цвет инженерии.
– Подожди минуту, – сказал Мохтерион и взглянул на дверь в комнату Аколазии.
Она была открыта настежь; Аколазия еще не вернулась.
– Придется подождать, – сказал Мохтерион Менестору. – Если хотите, зайдите ко мне.
– Картишки у тебя есть?
– Найдутся.
– Ладно. Пойду позову ребят."
Двоих из команды, подобранной Менестором, звать не понадобилось, они уже стояли у подъезда и, видно, только и ждали, когда откроется дверь.
Галерея и рабочая комната Подмастерья заполнились строителями, может, и не настоящими, но хотя бы номинальными; один из них, оглядевшись, и, видимо, ухитрившись заглянуть в залу, с профессиональной уверенностью сказал:
– Фронт