«Ты выскользнешь на сходе дня и ночи из дома к открытой воде», – сказала старуха. «Река поблизости» – прошептала молодая.
«Ты повернешься спиной к бегущей воде и скинешь одежду, ничего не должно быть на тебе, кроме туфли на левой ноге».
«Ничего, кроме этого?» – проговорила красильщица и испуганно улыбнулась.
«Затем возьмешь семь таких рыбок, бросишь левой рукой через правое плечо в реку и трижды повторишь: «Отойдите от меня, вы проклятые, и живите у моей тени». Так ты навсегда избавишься от нежеланных и начнется блаженная жизнь, по сравнению с которой эта лента и трапеза, что я приготовила, лишь жалкая закуска».
«Что это значит, что я скажу им, нежеланным, живите у моей тени?»
«Это часть сделки, которую ты заключаешь, и будет значить, что с этого часа твоя смутная тень отойдет от тебя, и ты будешь сиять, что спереди, что со спины». Женщина потерянно посмотрела мимо зеркала. «Я сделаю это», – добавила она. «Мама, о горе» – закричали рыбки умирающим голосом и сварились. Только императрица слышала этот крик, который пронзил ее, что она должна была закрыть глаза на неопределенное время. Когда она их снова открыла, то в отблеске затухающего огня увидела, как красильщица согнулась, чтобы поцеловать старухе руку. В начале комнаты, возле огня, из половины супружеского ложа для красильщика Барака было приготовлено место для сна, а сзади, перед ложем жены висела занавеска. Кормилица склонилась перед красильщицей и потянула за собой дочь к двери. «Что произошло?» – спросила императрица, когда они вступили в ночь. «Многое», – ответила кормилица. «Свершилось?» – спросила императрица и доверительно прикоснулась к кормилице, не будучи среди людей, она больше не пугала ее. Кормилица наградила ее насмешливым взглядом: «Терпение! – сказала она. – Всему свое время».
Третья глава
Красильщик Барак пришел домой поздно. В комнате было темно, и стоял аромат как в доме богача. Он зажег свет и, к своему огромному удивлению, увидел, что семейное ложе разделено пополам, одна половина в совсем непривычном месте, ближе к очагу, казалось, ждала его, другая была завешена куском материи. Он подошел туда, прикрывая ладонью свет, отодвинул занавеску и увидел свою жену, как ребенок спавшую со сжатыми кулаками. Ее дыхание было ровным, она показалась ему такой желанной, но он сдержался, неслышной поступью подошел к очагу, по запаху нашел остатки роскошной трапезы из рыбы, пряных, на масле жареных пирогов, которых он никогда до этого не пробовал. Он отложил половину рыбины и кусок пирога и тихонько