– Не твое дело, – отвечает, не оборачивается.
– Анастасия Ивановна, Вы что?! Это же Ваша жизнь…
Рвет. Молча рвет.
Еще одна фотография, великолепная, свадебная, летит в корзину, забитую обрывками фотобумаги.
И тут я делаю шаг к ней и пытаюсь остановить. Беру ее за руку…
А она руку отдергивает и бросает на меня такой взгляд… Взгляд, от которого холодели все начальники смен. Да и не только они.
– Ты что? – говорит.
– А Вы что? Ну, понимаю, настроение, понимаю, сердитесь, может быть… Но это ведь Ваша жизнь…
Она так молча на меня смотрит, глаза прищурены, губы сжаты.
Спасло меня, что был я ее любимчиком, самым молодым диспетчером.
– А зачем мне они? – спрашивает.
– Как зачем?! – говорю, – Анастасия Ивановна… Ну, не Вам, так Вашим детям.
– У меня нет детей.
– Родственникам…
– И родственников.
– Ну, друзьям…
– И друзей.
Тут я не знаю, что ответить.
– Такого быть не может, – говорю, – чтобы никого не было.
– Никого нет.
– Умерли? – спрашиваю тихо.
– И не было, – добавляет.
– Ну, я же видел, – говорю и киваю на корзину, полную обрывок фотографий. – Вы же с кем-то там сняты.
– С мужьями своими.
– А где они?
– Нет их.
– Ушли?
– От меня никто не уходил, я от всех уходила.
Тут мне сказать нечего… Это-то я понимаю.
А она уже сама продолжает:
– Вот эти, – кивает на корзину, – двое… С одним на Алтае вместе строили дорогу, влюбились. Он молил меня с ним уехать к его матери на Украину. А мне было хорошо на Алтае. Держала его там и не видела, что тоскует, начал он пить. Я сказала ему, что не терплю пьяных рядом с собой. Сказала раз, два… – не понял. Тогда я взяла вещички и – фьюить… Как и не было ничего. Он и так, и сяк он за мной. Ночью воет под окнами, а я девчонкам говорю: «Окна закройте!» Он ко мне на работу, а я ему: «Иван Алексеич, у нас с вами все кончено».
Он спился совсем…
Потом, слышала, уехал к своей маме на Украину и пропал из моей жизни.
Второй, Митя, был инженером у нас на автобазе. Я уже диспетчером работала. Очень хотел детей. А я – нет. Мне все время казалось, что еще столько жизни впереди, и все тянула, пока не залетела. Он был счастлив! А для меня – траур. Он меня на коленях умолял оставить ребенка. Говорил, что сам его и кормить будет, и ходить за ним. А я жила, как хотела. Не говорила ему ничего, пошла и сделала аборт… Ну, кто тогда аборты делал на Алтае?! В общем, не получилось чисто… Вырезали мне все женское тогда.
Помню, как пришла домой, сказала ему прямо, не тянула – пусть сразу знает. А он смотрит на меня, как ребенок, и говорит: «Настя… Настенька…», – растерянный весь. А я ему еще добавляю, что не будет у меня больше детей… Никогда.
Убила его, в общем…
Помню его той ночью. Проснулась я часа в три. И вижу, сидит он на стульчике – скорчился, как жучок… Сидит с закрытыми