Глава 10
После отъезда Евдокимофа в моей жизни начались перемены. В школе я стал почти знаменитостью. И если раньше меня хоть и все знали, как любого в девяносто шестом, но особо не замечали, то теперь даже малышня смотрела на меня с пиететом и шепталась, что это он, «тот самый, которого усыновляет в Москву знаменитый писатель. Повезло!».
Даже учителя стали относиться ко мне как-то иначе, с интересом, что ли. Библиотекарша даже попросила меня, чтобы, когда мой Евдокимоф приедет ко мне опять, попросить его обязательно зайти к нам в библиотеку и поставить автограф на его книге. Я спросил с удивлением, что разве у нас в школьной библиотеке есть его произведения? На это она ответила мне, что в ближайшее время обязательно приобретут и что не каждый день к нам приходят драматурги с европейской известностью! Я был, естественно, очень обрадован тем, что мой Евдокимоф такая звезда.
– А ты что, не читал его? – удивленно спросила меня библиотекарша. – Александр! Это стыдно, учитывая, что ты теперь им опекаемый.
Мне и правда как-то стало неудобно. Ведь мы три дня с ним говорили обо всем, а я ни разу даже не спросил про его работу… Как-то мне это даже в голову не пришло. Просто я был так поглощен тем, что со мной происходит, что не подумал о том, что для него работа, наверняка, очень важная часть жизни – а я, дурак, даже не поинтересовался ею!.. Надо обязательно найти где-нибудь в библиотеке его книги. Впрочем, если он современный автор, то их может и не быть там. Наверное, их можно купить в книжных магазинах, правда у меня денег нет… Может, мне с тех трех тысяч на телефоне как-нибудь обналичить? Нет, этого нельзя делать. Он же мне их положил на строго определенные нужды – связь с ним или с Григорием Ароновичем при необходимости. Не хочу его расстраивать. Пока просто хотя бы узнаю, какие в Новокузнецке его книги есть и сколько они стоят. Вот завтра же после уроков и мотанусь в центральный книжный, что на площади.
Вчера литературичка, объявляя результаты за сочинение, сказала, что «Белов на этот раз не порадовал глубиной мысли; я ожидала от него гораздо большего, особенно учитывая то, в какую семью он скоро направится». Я почти ликовал. Так я горжусь моим опекуном! Пусть хоть двойку влепит за сочинение, лишь бы мне еще услышать такие слова про моего Евдокимофа. Я, сам не знаю как, начал его про себя называть именно так. Я пока не могу называть его отцом даже про себя. Не потому что мне не хочется, чтобы он моим отцом стал, а только от того, что он ведь тоже пока очень осторожно называет меня не сын, а Саша. Но, наверное, это пройдет, когда я к нему домой перееду. Нет. К нам домой. Он именно так говорит. Ну, может быть еще немного сложно из-за того, что существует мой биологический папаша… Не хочу о нем думать, я хочу думать о хорошем – о том, как скоро я поеду в Москву, к моему Евдокимофу. И плевать мне, что он мне не родной. Главное, что он очень хороший, добрый и заботливый. И еще – он