– Ну вот… располагайся, – Маша, замялась, теряясь в мыслях, и стараясь не смотреть на Юрия, – на любую кровать ложись, устал ведь… Завтра утром вставать рано.
Кудашев просто рухнул с поворотом, на ближайшую кровать, так, что пружины в матрасе жалобно заскрипели и потянулся, не спуская глаз с девушки. Она облизнула губы, судорожно поправила волосы и воротник платья.
Он знал, что если он только моргнет или изменит интонацию голоса, она уже не уйдет, оказавшись радом с ним, сжимая в горячих объятиях. И это все намного, намного усложнит.
– Спасибо, Машенька! Я так устал, просто ноги не держат и глаза закрываются! – Юрий постарался, чтобы голос его звучал, как можно более нейтрально.
Девушка, чуть помедлила, продолжая теребить воротник и побагровев лицом, резко повернулась и выскользнула за дверь, громко ею хлопнув.
Дурак! Ой, дурак! Обершарфюрер закрыл лицо руками! Зачем было обнадеживать ее, целовать, шепча какую-то ласковую чушь! Чтобы в такой момент отшить? Ты же сам ее хочешь! Нужно устраивать жизнь тут! Неужели ты, наивный, надеешься вернуться домой? Туда, куда нет дорог!
Кудашев сел на кровати, ссутулившись, облокотившись на колени локтями, положил подбородок, на сжатые кулаки. Допустим, он станет жить с ней, ведь просто сексом дело не ограничится, их непреодолимо влечет друг к другу. Рано или поздно, его, человека чужого всему миру, вычислят и возьмут. И дело не в том, как скоро это произойдет и то, что скорее всего живым он им не дастся. Что ее ждет? Что ждет всех его друзей тут? Юрий очень хорошо, по-своему миру, знал, что такое ОГПУ, даже если оно тут называется по-другому, знал, что такое ЧСИР – член семьи изменника Родины. И пусть эта страна совсем не его Родина, но близость с ним – каиново пятно для всех с кем он сейчас дружен. И для нее. Особенно для нее!
Все верно… но отчего же так паскудно и гадко на сердце!?
Маша шла по коридору. В голове было пусто и гулко как в большом пустом подвале. Вот так значит. Спасибо, значит… Просто спасибо… Гуляй, мол, утром увидимся! А ведь еще несколько часов назад он сжимал ее в объятиях и жарко шептал на ухо всякую белиберду, от которой подгибались ноги, бросало в жар, а внизу живота сладко щемило… Дура! Чертова дура! С него-то, с контуженного, что взять? А ты губищу раскатала до земли, мечта, всей твоей жизни. Раненый герой… Но все равно, несмотря на шквал злости и обиды, ее тянуло вернуться и бросится к Кудашеву на шею. Она не могла винить его, вся злость, переполнявшая девушку, была на саму себя. Не то сказала, не то сделала, не так посмотрела, что сама не поняла, но вот… идет к себе в комнату, а думы,