То есть к смерти Оливии Сабин. Трумэн не расследовал это дело, но что еще мог иметь в виду Огастес?
– Вернусь через полчаса.
Шеф полиции снова надел шляпу и застегнул куртку. Он собирался поискать информацию об Оливии и Саломее Сабин, но это дело придется отложить. По крайней мере теперь можно пусть с запозданием, но перекусить.
– Полчаса? Ну да, конечно. Если сильно повезет. – От ухмылки лицо Лукаса едва не разорвало пополам. – Приятно провести время, босс.
Яркое солнце в чистом голубом небе обмануло Трумэна, спешившего к расположенной в двух кварталах закусочной: оно обещало как минимум плюс двадцать шесть, а оказалось минус шесть. Ждать лета придется еще месяцев пять.
В окне закусочной шеф полиции заметил лысеющую голову с взъерошенными пучками седых волос над ушами. Огастес уже ждал. Трумэн, вздохнув, решил прямо сказать старику, что у него только полчаса на обед. Когда Макги приезжал на место пожара, они проговорили почти два часа. Огастес называл себя суверенным гражданином[1] и несколько раз напоминал Трумэну, что полиция над ним не властна. Трумэн представил, как Огастес барахтается в огромном пузыре своих иллюзий, где ни одно правительственное учреждение не имеет никакой власти… Тем не менее старик, по-видимому, соизволит поговорить с полицейским и поделиться какой-то информацией.
Войдя в закусочную, Дейли обменялся с Макги рукопожатием и уселся напротив. Огастес смахивал на клоуна на пенсии: на круглом лице не хватало только красного носа и белой краски. Это был крупный мужчина с бледно-зелеными глазами, смотревшими на окружающий мир с глубоким подозрением. Он верил в черные вертолеты[2], в стоящие на вышках сотовой связи считыватели мыслей и в то, что главная цель правительства – порабощение населения. Подчиненные Трумэна уверяли, что Огастес с каждым годом становится все безумнее.
– Огастес, у меня всего полчаса. Надеюсь, ты не возражаешь, если я пообедаю, пока мы разговариваем.
Появилась официантка:
– Шеф, вам кофе?
– Просто воды. И «бургер дня» – не важно с чем.
– Сегодня у нас гавайские бургеры: с ветчиной и ананасовым колечком.
– Самое то в снежный день, – ответил Трумэн.
Официантка налила воды и отошла.
– Чем обязан, Огастес?
Старик подался вперед, пристально глядя на шефа полиции и сжимая обеими руками кофейную чашку:
– Правда, что Оливию Сабин убили?
В Иглс-Нест слухи распространялись со скоростью света.
– А ты ее знал?
– Когда-то. Так это правда? – повторил Огастес. Его кустистые брови тряслись при каждом слове.
Трумэн отвел взгляд.
– Обстоятельства ее смерти… подозрительны, – ответил он, тщательно подбирая слова. – Точнее будет известно только завтра, когда получим результаты вскрытия.
Огастес откинулся на виниловую спинку дивана и глубоко вздохнул. Его