годы назревала в сути и логике всех происходивших процессов, от тоталитарной сплочённости массы под волей безумных подонков до власти над ней последнего нигилизма, в такой «сплочённости» лишь оформленной. А они, всё в глубине души и в некоторые моменты – вообще очень ясно понимая, просто не решаясь от страха давать предчувствиям, мыслям и содрогающему осознанию вещей ход, над этой бездной неотвратимой и грядущей катастрофы жили, надеялись и строили планы, тешили и обольщали себя химерами счастья… да и всеми другими, впрочем… Это, последнее, он обращает к самому себе вместе с воспоминаниями о чудесном ощущении жизни и мира в часы самого раннего утра, пока он ещё ничего не знал о том, что по настоящему происходит за словно слившейся с дымкой утреннего тумана химерой счастья и воцарившегося и в его судьбе, и в окружающих вещах блага… А оно, неотвратимое и грядущее, в это время зрело и набирало силу за маской вменяемой жизни, под покровом полного разнообразных радостей и планов настоящего, за трусливыми иллюзиями, которыми они тешили себя… И вот, в это самое утро, когда по крайней мере ему, лично ему на полном серьёзе, до нерушимой веры показалось, что иллюзии стали реальностью – кажется наконец-то прорвалось и начало вступать в права, вершить судьбу и события вокруг. Хочется ещё на что-то надеяться, но чутье его не обманывает – больше новостей про налетевшие бурей события, о сути происходящего ему сказала речь ублюдка в Рейхстаге. Слова. Идеи. Намеки. Экзальтация толпы и сила ее безумия, на фоне событий показавшего свою пугающую настоящность, способность из далёкого, волнующего ум и нравственное чувство, словно раскрывающего тайны мира феномена, превращаться в предстоящую глазам реальность, в обыкновенный, правящий бал ад. Да, ещё не рвутся перед глазами бомбы и в лицо не наставлено дуло ружья. Ещё все будто бы как обычно. Как прежде. Как было ещё только вчера вечером и сегодня утром, восемь часов назад, пока он ничего не знал. И обольстительная дымка, химера счастья, властвовавшая над ним целиком этим утром, ещё отчаянно кричит в нем, цепляется за обрывки ощущений, воспоминаний… Но вступивший с утренними событиями в права ад, его неумолимые и властные шаги уже дано почувствовать… И как бы он вновь, по всей трусливой привычке последних лет, и сейчас не продолжал тешить себя иллюзиями и надеждами, он в глубине души понимает и знает почти наверняка – между вчера и сегодня пролегла непреодолимая пропасть, которая разделяет словно бы совершенно разные миры и жизни. И ещё вчера, казалось бы так нерушимо и осязаемо бывшее, уже никогда более не будет. И неотвратимо должное произойти и совершиться, словно банальными бетховенскими звуками вот – зло и глумясь кричит о себе, пока не здесь, а где-то в дали грохочет выстрелами и забившими шаг ногами. А тот мир, который был до сегодняшнего утра, во власти все годы изъедавших его противоречий кажется принялся вершить
