лишающая обольстительных иллюзий молодости, быта, самой жизни, заставляющая на каком-то последнем надрыве ощущать трагизм и ценность жизни, ответственность за отпущенный дар – вот, что делает человека по настоящему вдохновенным и созидательным, человечным и глубоким, жертвенным в служении своему таланту. Красота Магдалены перестала для него существовать, он вообще забыл о ней – весь горизонт его сознания и напряженно пытливого восприятия был застлан неординарным, глубоким человеком, удивительно интересным миром опыта и души, мысли и судьбы, неожиданно открывшимся и подаренным ему случаем, образом и сутью этого человека. Да вообще – всё вокруг словно перестало существовать для них: выйдя из какого-то подобия паморока, Войцех и Магдалена обнаружили себя глубокой ночью, оживленно спорящими посреди морозной аллеи, тянущейся вдоль стен аббатства к театру Словацкого, и вынужденными попрощаться просто под властью самых простых приличий. Он просто желает видеть этого человека еще раз, немедленно – понял он, поздно проснувшись на утро и впопыхах бегучи в Университет, пойдя из-за этого не привычным, а чуть более коротким путем – через ближние улочки Казимежа к концу улицы Дитля, до здания Главной почты на Старовисльной, через Малый Рынок и кромку Главной рыночной площади. Они стали видеться довольно часто, их разговоры стали еще более личными, откровенными, глубокими, они говорили друг с другом наиболее серьезно, затрагивая самые животрепещущие вопросы и потому – не стесняясь высказывать то, о чем редко можно позволить себе говорить даже с хорошо знакомыми людьми. Он стал завсегдатаем ее выступлений, и в искренней увлеченности ее личностью и талантом, ее изумительной и почему-то, как он с возмущением отметил, еще не достаточно известной публике игрой, стал писать рецензии о ней в краковских и варшавских изданиях. Всё более и более он убеждался, что судьба подарила ему редчайшую, кажущуюся часто невозможной встречу с настоящим человеком, давно и со всей серьезностью, радикальностью поднявшим для себя те вопросы, надрывная обнаженность которых человека человеком собственно говоря и делает, с осознавшей себя личностью, в диалоге с которой он, привыкший свысока и иронично глядеть на большинство даже дорогих ему людей, понимая, что тайна самих себя и мучительность бодрствования им неведома, может разделит свой опыт. Ему в особенности не верилось в это когда он понимал, что этот настоящий человек предстал ему в облике сказочно, чуть ли не мистически красивой женщины. Ценностью являлось общение, возможность разделить в оном что-то очень серьезное, важное, личное… настоящее и глубокое. Войцех имел достаточно сил, чтобы выволакивать любые тяготы и тернии судьбы, привык быть одиноким, в особенности – в решениях и испытаниях, ему не нужна была в общении такая восхваляемая и обмусоленная банальность, как «поддержка», он желал в оном единственного – искренности и глубины,
