Мимо проскочил парнишка, одетый в черную футболку. Светлые волосы, короткая прическа, о-очень скуластый подбородок, словно мальчишка тренировал мышцы жеванием. Такого сложно не узнать…
– Максим! – выдохнул Сергей Андреевич.
Парень промелькнул мимо удивленной Кати и, демонстративно не обращая на нее внимания, прошел по салону автобуса и занял место на заднем сиденье.
– Это все? – спросил у Елизарова водитель.
– А? Что?
– Все, говорю?
– Да-да, все… сейчас посмотрю список. – Елизаров пробежался по листу, в котором, естественно, Максим Губин даже не значился. Кивнул. – Да, можно отправляться.
– Отлично! – кивнул водитель. При этом лицо напряженное, из ноздрей валит дым. Курил он вообще без остановки – одну сигарету за другой.
– Трогаем! – распорядился Елизаров и зашел в салон.
Двери закрылись. Автобус закряхтел, набирая скорость.
Сергей Андреевич сел к Кате – та оглядывалась, разыскивая глазами Максима.
– Он здесь! – вздрогнула она.
– Да, знаю, – ответил отец. – И – задам ему по первое число!
– Папа-а!
Елизаров как раз встретился взглядом с Максимом, но тот поспешил отвести глаза. Сделал вид, что разглядывает пейзаж за окном.
– Хорошо-хорошо, я аккуратно… – буркнул Сергей Андреевич и тоже повернулся к окну: времени на разборки – вагон. Успеть бы выехать из ставшего вдруг опасным родного города.
Они еще не знали, что им суждено остаться в нем навсегда.
Чернобыльская зона отчуждения,
окрестности базы «Звезда», наши дни
– Надо бросать бэтээр – дальше пешком, – сказал я, когда мы остановились в лесу, чтобы справить малую нужду.
– Аг-га, – ответил Пух, застегивая ширинку.
– Боливар добросит. – Я кивнул на мутанта, который прилег у дерева. Видок у того беззаботный, будто у дворняжки на выгуле. И только кровоподтеки на морде указывали на то, что еще недавно он перекусывал людьми.
– Обратно к-к те-тебе? – спросил толстяк. Потом понял, что сморозил глупость. – Н-не, т-там же одни раз-развалины те-теперь. Та-так к-куда мы?
– Надо залечь на дно, а заодно и расспросить нашего пассажира… – И только я это произнес, как раздался выстрел.
Выстрел внутри БТРа!
– Вот черт! – Я бросился к бронемашине, Пух едва поспевал за мной.
Открыл люк и сразу же увидел картину произошедшего – свидетель использовал автомат Пуха, чтобы совершить самое эпичное самоубийство из всех возможных в условиях замкнутого пространства. Казалось, кровью теперь залито все – и стены, и сиденья, и даже руль.
– Тво-твою ж ма-мать! – выдохнул заглянувший следом сталкер.
– И кто просил тебя оставлять оружие в бэтээре? – спросил я напарника.
– Я ж-же не-не з-знал, что-что так в-вот все и во-вобще…
– Ч-черт! –