– Ошибаешься, Лета. Приглашения написаны от имени графа дона Эрнесто Фернандеса де Ла Роса де Уэска.
– Что?! Не может быть! Это неслыханно!..
– Вот-вот, я тоже так подумал и вскочил на коня, собираясь разделаться с наглецом, но этот Герардо Рамирес мне помешал… Чёрт возьми! – сказал он вдруг с восторженной улыбкой. – И сумел же помешать! Не зря он понравился отцу – я помню, что последний раз отец пожимал руку лишь покойному дядюшке Себастьяну Тобеньясу.
– Отец пожал руку этому человеку? – переспросила Алетея Долорес, и её щёки снова зарделись.
Рафаэль Эрнесто внимательно посмотрел на неё и усмехнулся:
– Я вижу, Лета, что и ты им очарована. Берегись, сестричка. Твоё сердце, насколько мне известно, до сих пор молчало. Я допускаю, что Герардо Рамирес красив, силён и обладает многими другими достоинствами, чем он и понравился тебе – это ясно, как Божий день… Помолчи, пожалуйста! Я ещё не всё сказал… Лета, меня сердит, что ты разговаривала с ним, как с равным, и не скрывала своего восхищения, открыто им любуясь. Ты не должна забывать о чести сеньориты де Ла Роса. Он простой крестьянин. У тебя с ним не может быть ничего общего, несмотря на его вежливые манеры, приятную речь и образованность. Скорее всего, он был переписчиком у какого-то сеньора. Я так думаю. Но это всё равно: крестьянин, слуга. Ты не должна проявлять к подобным людям повышенное внимание, чему я недавно был свидетелем. Я сегодня же попрошу отца заняться поисками достойного тебя жениха… И прости меня, если был с тобою груб, – уже мягко добавил Рафаэль Эрнесто и поцеловал сестру в пылающую щёку.
– Ты всё преувеличиваешь, – опуская глаза, пробормотала Алетея Долорес. – Как ты мог подумать что-то плохое: честь имени Ла Роса для меня превыше всего… А тебе следовало бы родиться гораздо раньше меня – уж очень ты похож на строгого старшего брата, мудрого, опытного и убелённого сединами, – она засмеялась и, схватив его за уши, наклонила к себе и тоже поцеловала.
Глава XV
Летний день близился к полудню, однако было довольно прохладно.
Герардо, с улыбкой поглаживая на груди новую добротную рубаху, не замечал ни серых туч, ни застывших вдалеке мрачных скал, ни холодного ветра. За свои девятнадцать лет он ещё никогда не чувствовал себя таким счастливым.
Что было в его прежней жизни?
Его мать, его дорогая мама Мария, сколько он себя помнил, была больна грудной жабой21. С каждым годом она всё больше жаловалась на боль в груди и всё сильнее задыхалась. Ради того, чтобы облегчить её страдания, Герардо узнал лечебные свойства трав, бегая ко всем окрестным знахарям. В их доме всегда стоял смешанный аромат мяты, валерианы, пустырника, шишек хмеля, плодов тмина и фенхеля. Герардо сам научился оказывать помощь матери, и, кто знает, может быть, благодаря именно ему, Мария Рамирес прожила дольше, чем предписывала ей злая судьба.
Своего отца Герардо не помнил.