– Поняла, – сказала секретарша, подобострастно колыхаясь задом к выходу и преданно заглядывая в глаза начальнику.
16 марта 1953 года, после отбоя, когда тюремные коридоры заполнились до отказа гулкой тишиной, заключённый № 1132, укрывшись с головой тонким казённым одеялом, вдруг почувствовал на себе чей-то пристальный взгляд. Необъяснимая тревога овладела им. Он поднял голову и сразу увидел, что через стеклянное очко железной двери его кто-то бесцеремонно рассматривает. Заключённый отвернулся, скукожился калачиком и, вжавшись в тощую подушку, снова залез под серую байку. В этот момент снаружи оглушительно загремели ключи, и дверь с грохотом распахнулась.
– С вещами на выход, – не переступая порог, скомандовал надзиратель с грязно-жёлтыми сержантскими лычками на красных погонах.
А всех вещей у номерного сидельца – роба зэковская да мешочек с остатками тёткиного гостинца.
«Иисусе Христе, Сыне Бога, живущего во веки, будь со мной и помоги мне», – прошептал чуть слышно 1132-й, натягивая поверх нательной белой рубахи полосатый лепень и не находя от волнения рукавов.
В коридоре его ждали два дюжих контролёра.
– Лицом к стене, руки назад, – приказал сержант. 1132-й почувствовал, как холодом обожгли запястья наручники, после чего раздался характерный щелчок – впервые применив удобные стальные браслеты в 1950-м году, уголовно-исполнительная система навсегда оставила их в своём обиходе.
Контролёры с двух сторон подхватили смертника под руки – так, что голова склонилась аж до самого пола, и повели – да нет, не повели, а, скорее, поволокли мимо обшарпанных зелёных стен и бесконечного множества дверей одиночных камер, покрашенных в чёрный цвет.
Бух! Бух! Бух! – рвали кованые сапоги ночную тишину.
Шарк, шарк, шарк – еле поспевали за ними стоптанные ботинки.
Весь этаж мгновенно затаил дыхание.
Заключённые, встав на колени, приникли к прорезям кормушек, пытаясь на слух определить, кто из них через несколько минут навсегда покинет этот жестокий, несправедливый и опасный для жизни мир.
Сержант бухал впереди и, позванивая, словно колокольчиками, связкой ключей, открывал и закрывал многочисленные решётки, которые при этом издавали зловещий скрип. Вот каменные ступеньки поспешили куда-то вниз, повернули направо, затем – влево, контролёры протащили обессиленное тело 1132-го по недлинному коридору, пока не упёрлись в мощную дверь, сработанную из лиственницы лет сто тому назад. А может, и не сто, может быть, пользовался ею ещё Малюта Скуратов?
Побелевшими губами шептал и шептал 1132-й слова заученной молитвы. Ватные ноги отказывались служить ему по прямому назначению, чудовищный страх проник в каждую клеточку измученного тела и выдавил оттуда ледяные капельки липкого пота.
– Чего там бубнишь? –