Шагая по камере от стены к стене, вспомнил 1132-й март 1944 года и эпизод, свидетелем которого он стал поневоле, принеся в кабинет наркома какие-то бумаги на подпись. В это же время, с разрешения хозяина кабинета, вошёл отчитаться по проделанной работе комиссар госбезопасности 3-го ранга Михаил Максимович Гвишиани, лично отвечающий за депортацию чеченцев и ингушей. Он доложил, что 27 февраля, чтобы не срывать сроки насильственного переселения и не подставлять под удар Сталинского гнева органы НКВД, ему, Михаилу Гвишиани, как руководителю акции, пришлось принять решение об уничтожении семисот человек.
– Изложите подробнее, – деловито попросил Лаврентий Павлович.
– В этот день необходимо было по разнарядке депортировать шесть тысяч жителей селения Хайбах Шатойского района, – стал рапортовать комиссар, глядя в поблескивающие стёкла круглых очков своего начальника. – Погода в горах сами знаете – непредсказуема, а эшелоны ждут. Тех, кто мог дойти до станции по бездорожью и снежным заносам, мы, конечно, отправили, но остались больные и старые чеченцы, которые самостоятельно передвигаться не могли. Я принял решение поместить их в конюшню колхоза имени товарища Берии и затем обстрелять из автоматов.
– Вы с ума сошли, – вскинулся нарком, – кто их теперь будет хоронить?
– Хоронить никого не надо, – успокоил шефа Гвишиани, – потому что после обстрела я дал команду обложить здание сеном и сжечь, как ветхое и непригодное к дальнейшему использованию, а ветер и снег вымели пепел – даже следов не осталось.
Берия с облегчением вздохнул, встал со своего кресла, вышел из-за стола и, подойдя к комиссару, крепко пожал ему руку:
– За решительные действия в ходе выселения чеченцев в районе Хайбах Вы представлены к правительственной награде с повышением в звании. Поздравляю!
И опять всплыл в памяти 1132-го отчёт о казни номенклатуры фашистской Германии. На этот раз подумалось смертнику о том, что, как ни сваливали фашисты свои злодеяния на Гитлера, им не удалось миновать заслуженной кары. Трупы военных преступников сожгли, а прах развеяли по ветру. Но в его родной стране всё было иначе. Захватившие власть государственные преступники не просто убивали людей, они уничтожали собственный народ, который, однако, слепо верил им и шёл за ними в утопию.
«Почему так происходит? – мучительно размышлял он. – В чём причина кровавой драмы, разразившейся в России?» Ответ явился в виде дореволюционных дневниковых записей Святого Иоанна Кронштадтского, запрещённых Советской властью, но доступных узкому кругу людей, в числе которых в то время был и 1132-й.
Заключённый лёг спиной на