– Ты отлично знаешь: скульптура – наименее доходный вид искусства. А на симпозиумах…
– Твоя последняя дура, эта Верочка…
– Котова, ты опустилась до чтения чужих писем!
– Каких там чужих! Это обо мне: «Она тебя не понимает!» – было бы что понимать! «Ты должен бросить её, и вернуться к творчеству!» – а где ты будешь харчеваться, она не поинтересовалась? Сама – скелет, кое-где обтянутый кожей, видно, что питается как попало… И фото скинула: никакой задницы, а грудь минус первого размера! Зато лобок булыжником… Ты себе ничего не отбил?
– Котова, ты унижаешь себя! Читать письма, адресованные другому человеку, это…
– Ты ведь до сих пор не кумекаешь, как это работает! Из аккаунта надо выходить, козел!
– Все равно, как только поняла, что это не тебе пишут, ты обязана была прекратить чтение!
– Ага, – сразу после слова «любимый»…
Потом они пошли в супермаркет.
– Посмотри только, какое дитя! – умилилась Паша, – господи, какие ручки, а глаза… Чубик! Ты глянь, как смутился, отвернулся, губки поджал и смотрит искоса… Когда я работала у Вырыпаева… Нет, ты только глянь – амурчик! А ресницы! Удивительная пластика…
– Важно одно – что из него вырастет! – задумчиво заметил Таракаша.
– Такая же падаль, как ты!
На закате
В сияющей вышине проплывает облако, похожее на блоху. А другой кто, какой-нибудь Данте, увидит другое. Профиль Беатриче или ещё что…
То же самое женщина…
Вот она, нескладная, измученная девственностью, умирая от скуки едет в плацкартном вагоне, и, потрясенная, принимает протянутую ей книгу, всматривается в страницу, ни слова не разбирая, и дышит, дышит… Я переворачиваюсь на другой бок и всем телом приникаю к узкому окошку, где улетают назад мокрые елки.
На этот раз ее зовут Оля. Она махонькая, бледненькая, я сажаю ее в рюкзак, вскидываю на спину. Иду через двор, преследуемый осуждающими взглядами трех старух в тяжелых пальто и серых пуховых платках. Неужели они могут знать, что там у меня за спиной? Не знают – чуют! Что-то тут не так, в этом смазливом студентике, не так он идет, не так улыбается… Она неопытная, такая боязливая, что у нас почти ничего не получается. Все это и прекрасно, и мучительно. Утомленные и голодные, мы засыпаем. Свернулась в комочек спиной ко мне, а я… обнимая ее, вижу во сне продолжение наших попыток, так что это не сон, а бред. Встречи продолжаются, но вскоре мы застигнуты на месте преступления бдительным хозяином наемной квартиры, угрюмым старым ханжой.
Целый год она пишет мне в армию безумные письма, полные таких описаний и подробностей, что я тут же рву их в клочки.
Когда проехав полстраны, измученная шестисуточной дорогой, она наконец прибывает в ВЧ, я добиваюсь краткосрочного отпуска «в связи с прибытием невесты», и, о чудо!
Оказывается, полтора месяца тому, там у них,