Его линия рассуждений из раза в раз была одна и та же. Пил он, коня угробил тоже он. Но когда он говорил, это всё так изящно следовало из решений нерадивой жены, что жена и сама сидела с виновато опущенными ресницами.
– Я раскладывал карты и знал, что день будет удачным только в том случае, если я останусь верен себе. Я убедил себя, что должен поддержать Валь, но в итоге её решение оказалось неверным. Мы потеряли кучу времени и коня, – напирал он, вроде бы никого не виня.
– Так что теперь у нас на деле лишь один тарпан и один катафалк, – поддакнула леди Дала. У неё даже платье сегодня было цвета ночного моря, столь близкое к траурному, будто смерть тарпана стала для неё личной трагедией. – Как же теперь работать-то? А если в город поехать, катафалк, в самом деле, запрягать?
– Да уж, смысл был кланяться герцогу, если от этого одни потери, – прокряхтел Герман. Он один ел кашу без претензий и постоянно докладывал себе ещё. Но Валь не могла на него смотреть без неприязни, потому что его волосы были не зачёсаны, они то и дело падали ему на глаза и липли ко рту. А голос его, если уж звучал, то сразу же резал ухо, как скрип несмазанного колеса.
– И вот в такие дни я лишний раз понимаю, – снова вступил Глен (а родители слушали его с таким вниманием, будто бы не знали, что он у них за сокровище). Для верности он то и дело потирал ушибленную в ночных похождениях челюсть; и даже одеваться к завтраку не стал, так и оставался в рубашке, будто больной. – Что учение наших предков работает, это доказали поколения наших семей. Можно, конечно, в него верить лишь тогда, когда это удобно, – и он бросил назидательный взгляд на Валь. Он имел в виду, что ему удалось предсказать рождение мальчика, и баронесса в своё время была очень этим впечатлена. – Но это лицемерно – в одно время верить, а в другое – делать вид, что тебя это не касается. Если я говорил, что надо было оставаться дома, поскольку мне выпал обратный келпи, значит надо было оставаться дома.
Звякнула ложка, которую Сепхинор положил рядом со своей фарфоровой миской. Мальчик взял салфетку и вытер рот, а затем прервал всеобщее устремление взглядов к барону и спросил:
– Но па, ты сам убил лошадь. А ма пришла домой одна.
Если бы они сидели ближе друг к другу, Валь легонько толкнула бы его ноги коленом, давая понять, что ему лучше не препираться с отцом. Но поздно что-либо исправлять. Глен страдальчески улыбнулся. Что ещё ожидать от ребёнка, который дни напролёт проводит с матерью, пока глава семьи горбатится на работе и не может передать ему свою точку зрения?
– Наша жизнь складывается из кирпичиков, как эта башня, – Глен тоже отложил свои столовые приборы и нарисовал в воздухе прямоугольник с помощью указательных и больших пальцев. Сепхинор смотрел на него