– Это у тебя-то?!
– Все легенды и домыслы. Видимость одна.
– Какая видимость? Смотри сколько студенточек вокруг. Я понимаю, это мы сотрудницы – существа неопределенного пола.
– Ну…
– Да, мельчает народ. Раньше после защиты дня по три гуляли. Ты не думай – это не намек. Просто старуху, – кокетливо так сказала, – на воспоминания потянуло… Вот Гриша Федулин. Огонь был парень. Ты его не застал? Спился голубчик. Допекли друзья-приятели. Красавчик такой. А на гитаре как играл… Полфакультета в него влюблено было. И я тоже… Только в лабораторию войдет, у девок уже посуда биться начинала. А он все выбирал, да перебирал. И работал же ведь как вол. И в колхоз, и в самодеятельность тоже. А заявы на него писали особенные. Партбюро, конечно, реагировало. А парень ну ни в какую. Сплетни. Слезы. Так и вылетел отовсюду. Потом переводы какие-то делал… С трех языков. Гляжу раз, идет мимо окон. Грязный весь и руки трясутся. Да так и пропал. Да..
«Вот тебе и curriculum vitae – краткое жизнеописание. Трагедия, между прочим. У меня, например, и этого бы не набралось…»
– Сергей Николаевич! Вас к шефу! – появилась в дверях кафедральная секретарша с экзотической польской фамилией Пиневская.
– Иду, пани, – и я двинулся на ковер. Профессор Дмитрий Андреевич Утробин относился к плеяде ученых, завершавших научную деятельность периода развитого социализма. Моложавый, слегка за пятьдесят, безумно талантливый, энергичный, самолюбивый и обидчивый. Как и все люди, добившиеся всего в жизни только силой природного интеллекта и постоянным околопредельным напряжением сил, он являл собой образчик божка на троне и свято блюл культ собственной личности. Я не думаю, что все можно свести к неврастении помноженной на манию величия или пресловутый комплекс отличника. И все-таки постоянно удивлялся глубине и неординарности его идей и ничуть не меньше – мелочности и подозрительности этой натуры. «А сам-то кто?» Не исключено, что это – заурядная болезнь возраста. Разновидность склероза. Обычное желание подольше сохранить обретенную значимость и тем самым отодвинуть старость. Пусть даже внешне. Или присущая одаренным людям потребность считать себя лучше всех остальных. Я не думаю, что это вообще возможно – избегнуть тактики кукушонка. Все понятно. Пока не касается тебя самого.
Профессор вышел из-за стола, сделал несколько шагов навстречу и жестко пожал потянутую руку. Его паучья хватка всегда действовала на меня деморализующе. Даже сильней, чем прием у дантиста. Пришлось стиснуть зубы и смачно выругаться про себя, чтобы отделаться от гаденького чувства собственного бессилия. Он улыбнулся, не разжимая губ, и снова уселся в свое роскошное кресло.
– Присаживайтесь, Сергей Николаевич.
«Спасибо, я так постою», – чуть было не сорвалось с языка. Но я уже взял себя в руки и стал думать о покупках, которые должен был сделать на сегодняшний вечер. Нужно взять