Потенциальный паб неожиданно оказался безлюдным. Человеческие голоса явно раздавались не отсюда. Кресла, перевёрнутые на столы, закрытые большими пыльными тряпками. Кое-где тряпки съехали, из-под них торчали не менее пыльные столешницы. Тусклые лампы под потолком не давали достаточно света, чтобы рассмотреть углы, но Гордей был уверен, что там, в темноте, свисают чёрные клочья паутины.
Только барная стойка имела более-менее подобающий вид. Тонкие фужеры загадочно мерцали на полупустых полках буфета, на стойке толпились раскрытые ящики, скромно бликуя планкетками дорогих бутылок и звонкой прозрачностью стекла.
А в глубине стойки, спиной ко входу, словно обрисованный тонкой кистью, выступал из приглушённого света силуэт.
– Мы ещё не открылись… – сказала девушка.
Она повернулась. И осеклась, разглядев троицу, столпившуюся на пороге.
– Твою мать… – прохрипел Мика.
Прошло много, очень много лет, но у всех разом так знакомо, сладко-горько заныло сердце, что сомнений не оставалось.
– Боже мой! Мальчики! Сколько лет!
Это была Нира Эльман.
Признанная погибшей восемнадцать лет назад.
Глава третья. Встреча старых друзей
Всё началось очень плохо, а закончилось и вовсе отвратительно. С утра, после недели столь ожидаемой задержки, она обнаружила кровавое пятно на пижамных штанах, потом на плите убежало молоко, а закончилось всё тем, что Гордей не пришёл после смены домой. Он позвонил и сухо сказал: медиков не хватает, придётся задержаться на вторые сутки.
– Все сейчас работают в режиме, словно случилась глобальная катастрофа, – пояснил он. – Не только я один такой герой.
– Ты всегда самый прекрасный герой. Но не спать…
– Мы спим в дежурке по очереди, – отрезал Гордей. – Несколько часов сна удалось урвать.
И отключился.
Такое бывало иногда. Когда загорелся торговый центр семь лет назад. Или столкнулись два забитых автобуса в час пик, с той аварии прошло три года. Гордей тоже отсутствовал двое суток, а вернулся такой измотанный, что даже не зашёл в душ: свалился как подкошенный на кровать и спал день, ночь, и следующий день тоже.
Но сейчас в Кайсе поднималось чувство, что происходит нечто необычное. Необычное неприятное, если не ужасное. И оно не относится к авариям или эпидемиям. Это то, что касается только её и Гордея.
– Мне тревожно из-за месячных, – сказала она сама себе. – Из-за чего же ещё?
Но тревога не проходила. Наоборот, усиливалась. Словно в организм Кайсы попал яд, который теперь расползается по всему телу. Она приняла душ уже третий раз за день, протёрла в доме всю пыль и вымыла холодильник. Потом стала щёлкать кнопки на пульте, меняя сериал, чтобы настроить канал внутри себя на привычное состояние. Но тонкий механизм под названием «душевная организация Кайсы»