– Отец, слышишь, рубит… – задумчиво говорит Петрович, – а я отвожу…
Он достает из кармана штанов конфету и предлагает мне. Я отрицательно качаю головой. Он, задумчиво глядя на меня, разворачивает карамельку и отправляет её в рот. Я вдруг понимаю, что слово «карамелька» только что неожиданно выскользнуло из черной пустоты в моей голове и теперь уже навсегда зацепилось крючками-буковками где-то в мозгу, готовое в любой момент соскользнуть на язык. Я даже чувствую вкус карамели во рту: секундное ощущение сладкой слюны и (ЩЕЛК!) все исчезло. В руках странное покалывание, как будто я отлежал их во время сна. Петрович, перекатывая конфету во рту и причмокивая, вдруг наклоняется поближе и тихо сообщает:
– Гапонов в реанимации.
Я несколько раз сжимаю и разжимаю левую ладонь: она зудит, и я чешу её пальцами.
– К деньгам, – говорит Петрович. Он перекатывает конфету во рту.
– Возникает другой вопрос, – после долгой паузы продолжает он, – на фуя тебе деньги?
Я знаю, зачем бы мне пригодились деньги. Я бы купил себе компьютер, как у Ярика, друга Юры. Ярик – молчаливый парень с длинными, абсолютно белыми волосами. Иногда он приносит свой «лэптоп», и они с Юрой устраивают в сети побоища. Здоровская вещь, этот «лэптоп». Такой… прохладный, матовый, приятный на ощупь… не знаю как сказать. Но… Даже если бы у меня были бы деньги, зачем он мне? И как бы я его купил? Меня ведь никто отсюда не выпустит. На каждом из трёх входов дежурные медсёстры и охрана комплекса. Центральный – для посетителей, приемное отделение – для пациентов (там, скорее всего, и сгружали меня), и третий – для экстренных вызовов. Как-то я побывал там: огромный ангар с воротами высотой в два этажа. Гигантские створки были закрыты, но за ними угадывалось низкотемпературное злобное давление. Это чувствовалось даже в помещении, где стояло несколько странных для меня механизмов. Как потом пояснил мне Юра, я видел снегоходы, специально оборудованные аэросани и гусеничные вездеходы – все они были с красными крестами, все они принадлежали к клану, правящему в этой вселенной. В моей вселенной.
Ко всему прочему есть еще один выход: на самой вершине мира, на крыше. Там находится посадочная площадка для вертолета отделения интенсивной терапии. То есть реанимации. Иногда в безветренные дни или ночи можно услышать его стрекотание и даже, если повезет, увидеть.
В отделении интенсивной терапии лежит себе сейчас Гапонов, подключенный к аппарату, который – пип… пип… пип… – показывает, что он жив, но в сознание прийти не может. Сердце работает – мозг нет. Ай-яй-яй.
Этой же ночью я проснулся оттого, что мои ладони чесались. Они не просто зудели – они зудели так сильно, что невозможно было удержаться и не почесать их. К деньгам? Я скреб их ногтями, тер об одеяло и о пижаму – ладони