Тот город. О. Кромер

Вот он пошёл, а я следом, по кустам. Он не охотник, брат, глаз у него не тот, не заметил меня. Три дня шли, я оголодал, всё ягоды ел, ружья-то не было у меня. Думаю, надо выйти, сказаться ему, у него еды полно было, здоровенный мешок, едва тащил. Думаю, как он отдохнуть сядет, так и выйду. А тут нет его. Вот только шёл впереди – и нет, как в болото провалился. Я поперву так и подумал – болото, потом смотрю – сухо вокруг. Совсем напугался, думал, Ягморт со мной шутит, лесной человек. Кричать начал, на помощь звать. Вдруг смотрю – брат стоит. Прямо передо мной стоит, злой такой, по затылку меня треснул, не ори, говорит, чего развопился. Я спрашиваю: «Тебя Ягморт забрал?» «Да, – говорит. – И тебя заберёт, ежели кому хоть слово скажешь».

      Пошли мы обратно, а мешок с едой оставили, брат сказал – Ягморта задобрить. Пришли домой, мать ругается, плачет, отец ремнём приложил. А через два дня брат опять ушёл, на всё лето. Но я уж не пошёл за ним, боялся. Долго боялся. Дурной был.

      Он замолчал, улыбнулся – я первый раз видел, как Корнеев улыбается, и ощущение было странное. Так, наверное, улыбался бы пушкинский Каменный гость – ломаной угловатой улыбкой, с трудом раздвигая каменные жёсткие губы.

      Я сжался в комок, забился в угол нар, если бы мог, я бы сделался невидимым, только бы не помешать ему, не спугнуть. Он заглянул в котелок, сел за стол, дёрнул себя пару раз за ворот толстенного свитера-самовяза, заговорил снова, всё ещё улыбаясь своей каменной улыбкой:

      – Другой год брат приёмник раздобыл, «Турист», с собой взял. А он тяжёлый, да батареи ещё. Я говорю: «Зачем тебе в тайге приёмник?» Он мне – чтоб весело было, песни буду слушать. А сам даже коробку не открыл. Так в коробке в мешок и сунул. Вернулся через два месяца, принёс соболя четыре штуки. А приёмник не принёс, сказал, в тайге потерял. Отец его хвалит, смотри, говорит, Пётр какой охотник. Мне обидно стало, говорю: «Что ж вы меня за дурака-то держите, шкурки эти давно высушенные».

      Отец рассердился, прогнал меня, я на печь залез, слышал, как они с братом всю ночь в сенях ругались. Утром брат говорит, пойдём, объясню тебе. Есть такое место, Тот Город называется. Там живут люди такие, что ни в каком другом месте жить не могут. Почему не могут – не спрашивай, не могут – и всё тут. Люди они хорошие, мы им помогаем, как умеем. Но рассказывать про них никому нельзя, а то переловят их всех да в тюрьму посадят, а они там умрут. Вот и весь сказ.

      В тот год зимой мы уж вместе пошли, еды им отнесть побольше. Три дня шли, на четвёртый откуда ни возьмись – мужик на лыжах. Забрал мешок у меня, сказал «благодарю» и ушёл с братом. А я домой вернулся. Обидно мне было, очень понять хотел, что это за люди, как они так живут. Но брату слово дал, надо держать.

      Он снова замолчал, попробовал суп, причмокнул и велел:

      – Хватит языками чесать. Есть садимся. А потом спать завалимся, завтра засветло надо выйти, нам ещё полных пять дней ходу.

      – Корнеев, – позвал я в темноте, когда мы поели, сбегали на двор и залезли в свои мешки.

      – М-м-м… – сонно отозвался он.

      – Это мы им продукты тащим?

      – Дотумкал, – сказал он. – Спать давай, чемпион, спать охота.

      Глава