Медленность, сбивчивость исторического хода нас бесит и душит, она нам невыносима, многие из нас, изменяя собственному разуму, торопятся и торопят других… Всякая попытка обойти, перескочить сразу от нетерпения, увлечь авторитетом или страстью – приведут к страшнейшим столкновениям и, что хуже… к поражениям!
Возможно, эта мысль покажется вам смехотворной, но единственное оружие против чумы – это честность.
Редактор Марина Тюлькина
Корректор Александр Сапожников
Художник Сергей Фурнэ
© О. Кромер, 2021
ISBN 978-5-0051-6948-8
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Пролог
Мы шли уже семь с лишним часов, почти без передышки. Я тащился, шаркая лыжами, как большими галошами, Корнеев с раздражающей лёгкостью скользил впереди – а ведь ему приходилось куда труднее, чем мне, он прокладывал лыжню. Время от времени он прибавлял ходу и исчезал из виду. Заблудиться я не боялся, чёткая корнеевская лыжня выделялась даже в сумерках, но всё равно становилось не по себе. Подбитые камусом1 лыжи катились совершенно бесшумно, беззвучно падал лишённый запаха снег со случайно задетой ветки, тёмные, почти чёрные на снежном фоне деревья стояли неподвижным ровным строем, серовато-розовое закатное небо стремительно темнело, и мир делался условным, плоским, словно старинная чёрно-белая гравюра. Потом Корнеев возвращался, вдруг выныривал откуда-нибудь сбоку, говорил, посмеиваясь: «Привет чемпионам», – и мир вновь наполнялся цветами, звуками и запахами.
Позавчера, уговаривая его пойти со мной, я сказал, что лыжи люблю, ходить умею и даже в соревнованиях участвовал. С тех пор он звал меня чемпионом и по-другому звать отказывался.
Утром, перед выходом, он заставил меня поклясться, что я не поверну назад, что бы ни случилось. Я спросил его, не нужно ли скрепить клятву кровью, он не засмеялся, глянул на меня искоса, сказал серьёзно, что крови не надо, но без клятвы он со мной не пойдёт.
– Клянусь идти вперёд до конца за великим вождём Корнеевым Кроличья Шапка, и пусть перестанут скользить мои лыжи и видеть – мои глаза, если я поверну назад, – сказал я.
Он и тут не засмеялся, цыкнул неодобрительно, сильно оттолкнулся палками, пошёл ровным размашистым ходом и через пару минут исчез меж деревьев. Я поехал следом, поначалу так же легко и быстро, но всё медленнее и тяжелее с каждым прошедшим часом. Ныли ноги, ныли руки, я весь взмок в своём толстом самодельном анораке, но стоило на минуту остановиться, как холод пробирал насквозь, до дрожи. Тяжеленный рюкзак, набитый запасами на месяц, а то и на два, оттягивал спину и плечи, непривычно высокие валенки натирали под коленками, и последние два часа шёл я только потому, что стоять было ещё хуже.
Корнеев снова вынырнул из-за дерева, сообщил:
– Полкилометра до зимовья. Заночуем там, не пройти тебе больше.
Я кивнул, он развернулся всё с той же раздражающей лёгкостью и исчез.
Я с завистью глянул ему вслед и попытался прибавить ходу. Если идти без остановки, полкилометра можно осилить за четверть часа. Всего четверть часа, каких-то девятьсот секунд отделяли меня от зимовья, от печки, от горячего чая, от счастливой возможности снять лыжи, сесть и даже лечь.
Лыжня свернула направо, нырнула под старую ель с низко опущенными ветвями, я нагнулся, задел ветку, снег свалился за воротник. Я выругался, выбрался из-под ели, выпрямился и увидел в просвете между деревьями небольшую поляну, идеально белую и ровную, как накрахмаленная скатерть. Лыжня тянулась через поляну прямой острой линией, словно заглаженная на скатерти складка. Приземистая избушка стояла на другом конце поляны, из снежного сугроба на покатой крыше торчали корнеевские лыжи и палки. «Ура!» – закричал я, и большая пепельно-серая птица выпорхнула из ветвей над моей головой, испуганно квохча, и тут же скрылась за деревьями. Корнеев выглянул из избушки, погрозил мне кулаком. Я засмеялся, он осуждающе покачал головой и захлопнул дверь.
Полчаса спустя я сидел на грубых деревянных нарах, потягивал кипяток из алюминиевой кружки, грел о кружку задубевшие до несгибаемости пальцы, разглядывал зимовье в неровном, пляшущем свете керосиновой лампы. Корнеев возился в углу у печки, забросил в котелок две горсти крупы, покосился на меня, посопел и добавил горстку изюма. В зимовье запахло летом.
– Давай помогу, – предложил я.
– Отдыхай пока, чемпион, – сказал Корнеев. – Два чемкэста2 сделал, по пухляку. Я думал, одного не сделаешь, обратно пойдёшь.
– Нельзя мне обратно, я ж тебе объяснял.
– Языком махать – не пахать.
– Ты мне всё ещё не веришь?
– Верю, – подумав, ответил Корнеев. – Верю, что так рассказали тебе.
– Но ты же