За рулем «цивика» тощий парень лет девятнадцати, в заношенной линялой футболке. Вместо вен на сгибах локтей – кратеры. Вместо рук – холст пуантилиста: дорожки из красных точек и синяков. Смотрит в никуда, то затягивая дымок из огромного косяка, то выпуская наружу. Пожиратель лотоса. Серые змейки обвивают его, точно фокусника. Отчетливо пахнет травкой. Антон знает запах со школы – одноклассники баловались на перекурах в туалете.
– Ездишь, как баран, – говорит.
Водила наконец замечает гостя и приветствует, будто старого друга. Зовет присоединиться. Будто знает, что Антон сейчас душу готов продать за минутку покоя. Но парень доверия не внушает.
– Вот и сиди так, пока не отпустит, – Антон сплевывает в сухой грунт и идет обратно к машине.
По радио набившая оскомину Натали и ее ветер, что нагоняет беду, но песня вскоре сменяется обрывистым треском. На трассу с двух сторон наступают шеренги сосен. По встречной проносятся фуры с исполинскими головами.
Антон смотрит в зеркало заднего вида и хмурится.
– Да он издевается.
«Цивик» вновь идет на обгон. Поравнявшись с «нисаном», псих опускает стекло и, скаля зубы, кричит:
– Эй, брат! Скажи, в чем свобода?
Делает вид, что не слышит. Не брат я тебе. Чего привязался? Принял его остановку за первый шаг к дружбе? Жаль дурака, но омерзение в конце концов перевешивает. Давай, кати отсюда быстрее, ты же на встречке, и себя угробишь, и меня заодно.
– Сейчас покажу! – смеется, и его «цивик» летит вперед с яростным рыком.
Мерцают хлебные крошки звезд, вдали от городских огней их прибавилось. На развилке Антон, подумав, сворачивает в объезд к тихому немому поселку; ехать дольше, зато дорога узкая и безлюдная – хвост он заметит издалека, и, если уж тогда никого, значит, свобода.
В свежесть ночного воздуха вплетается вонь бензина и гари. За поворотом всполохи света, как от лесного пожара. Толстый столб дыма Антон заметил давно, но не придал значения, теперь же нервничает: древний как мир страх огня заставляет вцепиться в руль.
Спустя минуту бьет по тормозам.
«Цивик» угодил в самое пекло. Пламя лижет кузов, хозяйничает внутри. Колеса беспомощно смотрят в небо. Ствол сосны, в который врезался лихач, завалился набок, и пламя уже занялось маслянистой корой.
Доездился.
Повинуясь странной тяге, Антон покидает машину. Лицо обдает жаром. Обходит змеившиеся по асфальту потеки топлива; под ногами хрустят осколки – мелкие брызги огня. Борясь с тошнотой и страхом, смотрит в охваченные пламенем недра покореженного металла, в которых с трудом можно узнать автомобиль. Еще час назад человек был жив, и так быстро и глупо его таймер вышел из строя. Возможно, псих сам хотел такого итога, что он там мычал про свободу? Вряд ли его будут искать и рыдать по утрате: таких дома не то чтобы сильно ждут. Да и тачка наверняка