С ним соглашались. Ему поддакивали и одобрительно хлопали по плечу. Им гордились и восхищались.
– Вы наш первопроходец, собой жертвуете, на освоение новых земель – как на амбразуру! – восторженная девица повисла на шее у Историка и сочно его расцеловала.
Историк насмешливо глянул на Федю.
«А чего я здесь? – подумал Федя. – Мне точковать надо».
***
Вскрывая очередной гроб, Федя обратил внимание на панель в изголовье. Она была ярко-красного цвета и бросалась в глаза, но раньше ему до неё почему-то не было дела. А теперь он выволок из гроба икающего мужика и ударил кулаком по этой панели, на которой мелкие буквы на незнакомом языке, очевидно, сообщали о чём-то важном. Тонкая жестянка легко отвалилась, и Федя увидел джойстик и две кнопки. Красную и зелёную. Он вспомнил. Это ручное управление. Зелёная кнопка – ускорение, красная – торможение.
Федя залез в гроб, взял ручку на себя и дал газу. И полетел. Он летел в багровом тумане, выписывая «бочки», «иммельманы» и «хаммерхеды». Он отлично умел это делать. Сразу вспомнил. Ещё он вспомнил схему корабля, расположение реактора, системы охлаждения и маршевых двигателей. Да, он же проходил переподготовку.
Что-то мешало ему, и он с непониманием увидел в руке бумажку с тщательно нарисованными точками. «Посадочный модуль не дотянет до планеты, если остановить двигатели сейчас, никакой высадки не будет, – соображал Федя. – Корабль станет неуправляемым. Дальше полёт продолжится по инерции. Тысячу лет. Две, три тысячи лет. Может быть, вечно. Но история пробуждения не начнётся с массового предательства. Тогда Двойка погибла не напрасно. Тогда они вспомнят всё и что-нибудь придумают, у них будет время. И каждый историк получит по заслугам. Вот только точковать теперь будет некому».
Впереди уже полыхало зарево приёмника. Федя набрал высоту и сбросил скорость. Ушёл в пике.
«Какой ещё Федя? – подумал Федя, сгорая в плазме реактора. – Я не Федя. Я Николай Францевич Гастелло. И этот гроб отлично слушается штурвала».
Хлопнуло так, что основной двигатель встал навечно.
Алимджан Никадамбаев
Платок
Продавщица парфюмерного отдела Универмага, расположенного на улице Карла Маркса, подозрительно разглядывала плохо одетую узбечку лет тридцати, которая с непонятным упорством нюхала флаконы с духами, словно выискивая какой-то единственный, свой, запах.
Шёл ноябрь 1941 года, по репродуктору периодически передавали тревожные сводки с фронта, многие голодали и давно забыли про парфюмерию. Глядя на натруженные руки женщины и её обветренное лицо, трудно было понять, для чего ей понадобились духи.
А, женщина тем не менее упорно продолжала выбирать, и, когда, наконец дошла до духов «Красная Москва», её сосредоточенно-напряженное лицо просияло, глаза широко распахнулись,