Но я знал, что одна женщина лежит головой в сторону магазинчика, в котором я несколько раз покупал себе эклеры. А голова второй смотрит в мою сторону. И ладони её тянутся к колесам искореженного Форда. Как будто молят их остановиться раньше, где-нибудь за углом, или вообще не проезжать в этот день по улице.
Я мог различить их носы и подбородки под этой тонкой простыней. Казалось, мог разглядеть даже очертания ушей. Потом шея и грудь, неестественная, застывшая. Не дышавшая.
Я долго смотрел на них: наблюдал в окошко скорой помощи, как их грузят на каталки, кутают во что-то черное. В одно мгновенье чуть не закричал, чтобы врачи остановились – мне показалось, будто одна женщина встает. То был лишь порыв ветра, потревоживший смертное покрывало, но волосы на моей голове встали дыбом.
У меня распухла и посинела левая нога, потому что ее зажало где-то там, под педалями, и я не сразу смог её вытащить. Из носа лилась кровь. Это было всего лишь небольшое кровотечение, но я сначала подумал, что проломил себе голову, потому что затылок невыносимо болел. Еще меня тошнило, так что молодой смазливый юноша-врач диагностировал мне сотрясение. Для моего мозга это могло иметь печальные последствия, но в тот момент я об этом не думал. Радовался, что живой.
Роза сломала запястье – при ударе она пыталась удержаться рукой о переднюю панель. Она какое-то время рыдала, но это, скорее, от шока. Позже жена призналась мне, что боли не чувствовала: просто не могла представить, что повернет голову назад и увидит мертвое тело Энди, распростертое на сиденье, с раскрытым в беззвучном крике ртом и пустыми глазами.
А я даже не подумал об этом. Не успел. Я дернулся назад, как только в глазах прошла темнота. Энди выглядел целым. Это удивительно, но медицинские работники во время осмотра нашли только пару синяков на ребрах. Ремни действительно спасают жизни, чтобы вы там ни думали. Только вот он почему-то молчал. Не плакал и ни просился к маме в карету скорой, когда Розу увели. Какое-то время он смотрел на водителя Форда – тот сидел на асфальте, привалившись спиной к фонарному столбу. Его правая рука покоилась на бордюре, извернувшись под неестественным углом, но никто из врачей еще даже не начали её осмотр. По его небритым щекам текли крупные слёзы. Рядом с ним стоял только коп.
Оплакивал ли парнишка жизни несчастных женщин или свою, загубленную, уничтоженную парой глубоких вдохов запрещенного вещества? Может, в тот момент что-то подобное хотел спросить у меня Энди. Губы его несколько раз распахнулись, а потом он поднял на меня непонимающий взгляд. Я подхватил его на руки, успокаивающе гладя по спине. У ребенка стресс, что еще я мог подумать?
С тех пор прошло полгода, но Эндрю так и не сказал ни слова. Отсутствие речи при сохранности речедвигательного аппарата, сказали нам позже. Он все понимает, но не говорит. Не может или не хочет, не знаю.
Роза