– Когда-то давно здесь уже жил квартирант. Валентин. Он убил сапожника. Не слышали? Попал в сумасшедший дом.
– Нет. А за что?
– За что? За то, что убил сапожника.
– Нет, я как раз и имел в виду: за что он убил сапожника?
– Ани за что, просто так. Поэтому и попал в сумасшедший дом. А если бы убил за что-то, попал бы в тюрьму. Очень просто.
Фома вежливо покивал, мол, бывает, и спросил:
– И как он его убил?
– Ножом. Три раза ударил и все. Хотя уже первый удар был в сердце.
– А кем они были друг другу? Друзья? Родственники?
– А никем. Совершенно. Они и знакомы-то не были. В том-то ж и дело. Вбежал с улицы в мастерскую, схватил нож и убил.
Старичок допил рюмку и облизал губы.
– Еще? – спросил Фома.
– Если можно. Очень вкусно.
– Да, – протянул Фома, наливая ликер. – Странно. Вот так сидишь, а тебя вдруг раз и все…
– Это если смотреть со стороны. Тогда действительно странно и непонятно.
– А вам понятно?
Старичок вздохнул, поднял глаза в потолок и пожал плечами.
– А что если так: однажды юноша вдруг раз и навсегда усомнился в подлинности окружающего и с тех пор ощущал себя чем-то вроде агента другой реальности, настоящей, который послан сюда с какой-то пока скрытой от него целью. Случай не такой уж редкий. И вот сапожник, который, допустим, чем-то поразил его воображение, был в его фантазии тоже таким глубоко законспирированным агентом. Настолько глубоко, что никакое общение с ним было невозможно. Еще допустим, что во сне сапожник-агент время от времени приходил к юноше-агенту, и это было единственным местом, где они могли откровенно поговорить. Там они и договорились, что, если кого-нибудь из них раскроют, другой обязательно должен ему помочь уйти. И вот как-то раз молодой человек смотрит в кинотеатре кино, пленка рвется и в зале начинают кричать: «Сапожник! сапожник!», знаете, иногда кричат. Молодой человек понимает, что сапожник раскрыт, и прямиком отправляется из кинотеатра в сапожную мастерскую. Ну и… Всё очень просто. А? Как вам такая версия?
Фома смотрел на Игоря Сергеевича с недоумением.
– Хотя возможно, – продолжил тот, – всё было иначе и несчастный сапожник тут действительно был совсем ни при чем, а его убийством юноша подал знак кому-то. Может быть, какому-то другому сапожнику. А может, и не сапожнику. Кто его знает. Я к тому, что жизнь чрезвычайно многообразна и полна скрытого движения. Внешний наблюдатель между точками А и Б видит, как правило, прямую линию. Но иногда подденешь эту линию ножичком, и вываливается столько всего неожиданного… Не так ли?
– Да, конечно… – растерянно произнес Фома. – Вы психиатр?
– Ну не то чтобы… – уклончиво ответил старичок, и тут в полураскрытой двери появилась его дочь.
– Папа, что ты здесь делаешь? – строго спросила она.
– Иду-иду! – быстро отозвался старичок и вскочил со стула.
«Занятный дедушка», – подумал Фома, когда они ушли.
В один