Пока шла усиленная подготовка оборудования к первой съемке, главный оператор бранился с ассистентами, пробуя то одну, то другую точку, помощник режиссера созывал актеров на грим, а сам Андрэ Юнебелль, бегая от одной локации к другой, в сопровождении Жана Алена – своего сына и «правой руки» – присутствовал везде одновременно, за всем следил, успевал все заметить и страшно ругался, что не все еще готово, не все актеры на своих местах, администраторы никак не решат вопрос с нужным реквизитом, а исполнитель главной роли вообще неизвестно где шатается…
– Ну что, вернулся?.. Нашли его? – то и дело спрашивал Юнебелль у каждого, кто попадался ему на пути, но члены съемочной группы только виновато разводили руками и клялись, что с самого утра никто не видел месье Марэ…
Брюле, тоже с раннего утра потерявший художника-декоратора, и помнивший, что этот бешеный парень – сын владельца замка, волей судьбы превращенного в съемочную площадку, прежде всех смекнул, в чем тут дело. Но благоразумно помалкивал и занимался своей работой, довольный, что может отдохнуть от Вернея с его придирками и сумасшедшими требованиями к «правдоподобию декораций». Он молчал бы и дальше, если бы его не взял за грудки Роже Пикар, едва не поседевший от криков Юнебелля, когда Марэ не явился на утреннюю репетицию. Пришлось сказать, что следы актера ведут в графскую конюшню, а дальше – в живописную округу…
Пикар взял в компанию двух ассистентов и сам пустился на поиски, но через час с небольшим следопыты вернулись посрамленными и с пустыми руками. Роже сотоварищи добросовестно прочесали окрестности, но Марэ так и не удалось обнаружить, а вместе с ним исчез и молодой виконт де Сен-Бриз, также известный под именем художника Эрнеста Вернея.
В более спокойной обстановке сотрудники французской телекомпании посмеялись бы над этим пикантным обстоятельством и всласть почесали языками за чашкой кофе, но сейчас было не до сплетен. Немецкая сторона зверствовала, требовала строжайшего соблюдения графика съемок и при каждом удобном случае потрясала сметой и называла сумму неустоек и штрафов за сорванную рабочую смену…
– А ведь я говорииил, герр Ален, а ведь я предупреждааал, – злорадно выговаривал второй линейный продюсер Фридрих Штаубе сыну