После такого заявления Косте показалось, что даже перестук колёс за окном затих, молодёжь испуганно завертела головами, электричка повисла в пространстве между рельсами и лесом. Из ватного состояния его вывел Драперович, он полез в авоську в поисках насущного, загремел пустыми банками, зашумел хрусткой газетой. Шансин с сомнением посмотрел на бородку своего друга, трясущуюся от возбуждения, вздохнул и обратился к художнику:
– Драперович, у тебя нет знакомого психиатра?
– Нет, только хирург, хороший, лихо может сломать любую переносицу, – ответил Драперович, доставая пересохшую воблу, – а, нет, есть ещё один, кажется гинеколог.
– Хирурга приглашать уже поздно, – Шансин мрачно посмотрел на Саньку, – его не переделать, а вот гинеколог – неплохая идея.
– Идиоты кистепёрые! Послушайте знающих людей, – возбуждение Тарабаркина переросло в нескончаемый поток слов, – похоронное бюро – беспроигрышный вариант вложения денег и сил. Об этом писали даже классики, вспомните Ильфа и Петрова…
– Вот они как раз и показали, что это не лучший вариант бизнеса. Может, парикмахерскую? – участливо спросил Костя.
– Лобковую, – предложил Драперович.
– Что?! – в один голос спросили Костя и Санька.
– Я могу классно лобки расписывать, в прошлом году спор у художников выиграл, моя миниатюра на этой части бабьего тела была лучшей. Бутылку армянского отспорил. Кстати, модель потом мне говорила, что месяц не мылась, шедевр сохраняла, а когда я её расписывал, она испытала оргазм, – гордо заявил Драперович.
– Ой, заткнись! – Шансина передёрнуло от слов художника.
– Да, – согласился Тарабаркин, поведя усами, как таракан на кочке, – идея неплохая, но можно на статью нарваться, а тут верное дело.
– Хорошо, – устало проговорил Шансин, – а что мы с Вовчиком будем у тебя делать?
– С Драперовичем понятно, по художественной линии там немереный край работы, тебя мы тоже можем приложить к нужной стороне…
– Поподробней, пожалуйста.
– Ты умеешь водить любой транспорт, от козла до грузовика, так что будешь водителем. В свободное время поддерживать гробы, подносить цветы, расставлять умерших и скорбящих в нужном порядке. Видя твою скорбную мину, они будут плакать навзрыд даже после похорон, многолетние тренировки не прошли даром.
– Где это я тренировался?
– В кассе института, когда выдавали зарплату, твоя морда выражала скорбь всего нищенского учёного народа социалистической вселенной, так что талант нельзя закапывать. Учтите, платить буду по тарифу за каждый день.
– Это сколько? – оживился Драперович.
– Прилично, чуть больше вашей месячной зарплаты.
– У меня нет такой зарплаты, месячные только у наших учёных, – у художника перехватило дыхание.
– Не хами, – отмахнулся Шансин.
– Вот мы и будем ориентироваться на зарплату наших светочей, – хохотнул Тарабаркин.
– Согласен, –