Учусь уму-разуму: к следующей погрузке удобрений все швы я забил силиконом. Пришёл субъект проверить трюм на герметичность, а в наушниках у него даже не пискнуло. Разочаровался, наверное. А я рад – совершенствуюсь!
После лазания в трюм да малярных работ, которыми занимались мы с Глебушкой Ивановым и Вовой, после зачистки трюма не грех заглянуть в сауну. Там жарища, как в преисподней, а после неё душ – тоже души отдохновение, услада жизни. Ребята расчухали секреты моих веников. Мои ароматные, все берут их нарасхват. Боцман Владимир Савельевич, наш Вова, скупердяйничает:
– Вы что обалдели? К концу рейса будете одними голиками хлестаться. Не забывайте: экономия – закон морской жизни.
Это он сам придумал такой афоризм. Я благодаря веникам хожу в уважаемых людях.
Пора спать, но мне не спится. Беседую с тобой и с самим собой. Ты у меня – верховный судья. Всё думаю: так ли я жил до встречи с тобой? Конечно, не так, как надо.
У каждого человека своё начало. Не только у человека. Даже у комара и мухи. А какое будущее? В него боязно заглядывать так же, как в страшное прошлое. Но будущее пока в тумане, даже во мгле. А вот начало… Оно уже было. У меня начало деревенское. И улица, где наш дом стоял, называлась по-деревенски – Колхозная. Она не потеряла это название, даже слившись с городом.
Когда дояркой мать работала, часто меня на ферму таскала, если не с кем было дома оставить. Доярки молоком парным поили, сметанкой, маслицем потчевали. Одним словом, баловали. Тогда я был бутуз. Масло любил. Мать сначала хвалила, а потом и говорит:
– Будешь много масла есть, ослепнешь, глаза выкатятся.
Я всему верил, но масла хотелось.
А за маслом и сметанкой надо на ферму бежать. Ну и я пошлёпал как-то туда. Люди удивляются, чей это ребёнок босиком, без штанов шагает один-одинёшенек.
– Да ведь это Дусин Васька. Вась, ты куда?
– Сметану есть.
Сметанником и прозвали.
Это мне года три было, а смысл жизни уже знал: сметанки поесть. Я тогда неотвязно бегал, как жеребёнок за кобылой, за своей матерью. Ближе никого не было. Отца я не знал. Рано он нас бросил.
Потом друг Серёга Цылёв появился.
Дружили мы с Серёгой с четырёх лет. Именно в это время как-то летом просунул я башку между заборных штакетин из-за любопытства – узнать, что растёт в огороде у соседки Митрофановны, а обратно вытащить не могу. Крутил башкой – все уши ободрал и занозил. Откуда ни возьмись Серёга. Он, видать, сообразительней меня оказался, отодвинул штакетину и сумел вызволить мою головёнку. Уши горели, но от радости я даже забыл реветь.
– Пойдём, тебе дедко уши мёдом помажет. Он мёд гонит.
Серёга считал,