Раза два Ава оставалась на второй год и к девятому классу выглядела вполне сформировавшейся женщиной, не уступавшей по фигуре и объёмам самым увесистым учительницам.
К нам с Серёгой Ава благоволила, потому что мы защитили, когда физичка выгнала её за смешки из класса, хотя смеялась Зойка Огородова. Мы начали скандировать слоганы типа: «Свободу Анжеле Девис!», «Верните Сюткину в класс! Несправедливо! Несправедливо!» И физичка вернула её на место. Мы забыли об этой акции протеста, а Сюткина помнила и всегда улыбалась нам, а со мной даже заговаривала насчёт того, чтоб пойти на танцы. Четверостишие есть такое, диск-жокей напевает:
На танцплощадке – розовые личики,
Танцуют на зашарпанном полу.
Отличниц приглашают лишь отличники,
А двоечницы маются в аду.
Двоечница Ава отнюдь не «маялась в аду». «Чё я хуже других?» – и шла отплясывать да так, что пол потрескивал под тяжестью.
Я собирался тогда в армию и меня угнетало, что, дожив почти до 18 лет, я ни разу ни с одной девчонкой даже не целовался, не говоря уже о большем. Это большее казалось мне невероятно таинственным, необыкновенным, но недоступным. Я мечтал встретить целомудренную, застенчивую, с большими глазами недотрогу, а сам пялил глаза на обладательницу упругих налившихся грудей, вкусненького задочка Аву Сюткину. Она, так и не закончив десятилетку, к этому времени уже выскочила замуж. Муж у неё служил в армии, и она была свободна, податлива и не заставила себя долго уговаривать: приду. Однако моя маманя Евдокия Тимофеевна рассудила, что рано я положил глаз на Аву Сюткину и, застав её у меня в постели, не стесняясь, выпроводила её.
– Иди, дорогая, домой, не своди с ума моего Васю.
Ава трепыхнулась, было, заверяя, что разведётся со своим солдатом, поскольку давно любит меня.
Маманя не поверила ей и захлопнула дверь перед Авиным носом.
– Другие парни-то у неё на уме, – определила маманя, видимо, наслышанная об Авиных увлечениях. Маманя не терпела отклонений от супружеских обязанностей и выше всего ценила верность. И, кроме того, видно, очень уж весёлая слава шла за Авой. Маманя и это знала.
– С кем поведёшься, от того и наберёшься: от пчёлки – медку, от жучка – навозцу,– сказала она мне.
Подумывали мы с Серёгой податься в музучилище, однако маманя, считавшая все эти наши увлечения подростковой блажью, делом несерьёзным и легковесным, рассудила по-своему:
– Раз тебе трактор мил, дак прямая дорога в сельхозтехникум или даже в институт. Всегда при деле будешь. Трактора везде нужны.
Поскольку Серёга Цылёв тогда не мыслил своё существование без меня, то подал заявление в сельхозинститут, только на агрономический факультет, потому что нравились ему цветочки, пчёлки и утренние зори. Удивительно, но нас приняли. Меня на инженерный факультет, а его – на агрономический.
Зайдя в девчоночью аудиторию, Серёга