Негритенок на острове Шархёрн. Повесть. Ганс Ляйп

под громкое пение жаворонков, к отелю у кромки прибоя, где господин Роуз, хозяин, приветствовал нас с деревенским добродушием. Когда он понял, что я не новый постоялец и что мы только хотим переговорить с господином сенатором Хуземангом, он стал немного сдержаннее. Но я сразу проникся к нему доверием, ведь он был честным человеком, знаменитым на все побережье своим юмором и прекрасной едой, и, преисполненный почтения, начал рассматривать висевшую на стене заключенную в рамку «Благодарность», которой наградило его голландское правительство за спасение экипажа потерпевшего крушение в тамошних водах парусника, то есть это был и сам документ и портреты членов команды, включая жену капитана.

      Между тем появился господин сенатор Хуземанг. Это был чиновник, присланный из Гамбурга для ежегодной государственной инспекции острова. Он любезно улыбался, держа голову немного выдвинутой вперед, в то время как его взгляд устремлялся вдаль, словно направленный на широкие народные массы.

      Господин Брёзель попросил ввиду срочной необходимости выдать разрешение на использование «государственного помещения» на маяке.

      После быстрого официального опроса разрешение было охотно выдано с величавым округлым движением руки, и работник Йохен, тот самый, который доставил нас сюда, был отправлен к управляющему островом передать, что служанка должна привести комнату в порядок.

      Мы сели на небольшой террасе на дамбе, где стоял стол, и выпили по чашечке кофе, пока Алекс носился внизу, пугая гусей и ягнят, и где перегоревший костер был весело затоптан несколькими ребятишками.

      – Это был наш пасхальный огонь! – многозначительно, словно при рассмотрении государственного закона, улыбнулся господин сенатор Хуземанг. – Да, дорогой пастор, мы на островах и в республиках (Гамбург всегда был сам по себе республикой и гордился этим) слишком удалены и наполовину язычники, потому что это более широкий путь к Богу от побережья и свободы, чем, как я уже позволил себе сказать, в Швабии или Саксонии.

      – Позвольте тогда и мне высказать свое мнение не в обиду высокому и благородному Сенату, – возразил Брёзель серьезно. – У каждого свой Бог. И детский пасхальный огонь лучше, чем предписанный праздничный перезвон.

      Это замечание взволновало мою детскую душу, даже при том что мое внимание отвлекали прыгающий вокруг костра Алекс и корабли, скользящие на горизонте, – там, на водных путях мира.

      И мне почудилась неясная связь между тем, что было сказано, и одинокой мощной башней, которую я видел упрямо вздымающейся на другом конце острова и в которую я должен был отправиться уже вечером.

      Из больших разноцветных облаков солнце скатилось в море. Мы пошли к башне.

      Старая башня стоит на отдельно обнесенной дамбой территории, на которой находится, в том числе, дом смотрителя маяка.

      В то время как башня, словно небоскреб, вырастала перед нами все выше и выше – четырехгранная, с белой, кажущейся такой