Разобравшись с походной рутиной и наскоро перекусив из запасов, путники стали укладываться на ночлег.
Все, кроме Реанны, которая уселась у самого входа сторожить мокнущие руины. Она глядела на них не отрываясь, словно пыталась разглядеть там что–то давно потерянное. Поколебавшись, Тания решила составить ей компанию и тоже уселась рядом. Каждый раз, как грозовой всполох освещал изящное лицо воительницы, Тании казалось, что та окончательно обратилась в мраморную статую.
Когда же вахта Реанны окончилась, Тания осталась сидеть на её месте в одиночестве. Сон к ней всё не шёл, хотя на улице стало совсем темно. Дождь иногда слабел, затем вновь усиливался, а она продолжала вглядываться в кромешную темноту: неотрывно, до самой рези в глазах.
Но Город теней оставался мёртв. Лишь молнии изредка озаряли гиблые руины.
Тания достала из кармана свой кремень – подарок брата. Она доставала его каждый раз, как ей становилось одиноко: приятно было держать в руках вещицу, хранящую в себе частичку Йеда. Никогда ещё они не разлучались так надолго. Никогда не оказывались так далеко друг от друга.
Она не переставала глядеть в дождливый мрак, словно ждала, что вспышкой молнии на руинах вдруг высветит Йеда собственной персоной. А кого, интересно, там хотела высмотреть Реанна? Или что? Им обеим почему–то казалось, что на руинах непременно кто–то должен быть…
И тут Тании пришла в голову идея.
Она обернулась на храп Живана – все крепко спят. Тем лучше, значит не помешают.
Ей толком так и не представилось шанса испытать силу своего Фамильяра в деле. Каждый раз это получалось спонтанно и неосознанно, в суматошном режиме. Она и понять–то ничего не успевала.
Она даже дала ему имя Светлячок, как любимому домашнему питомцу, но как этого питомца контролировать? Как сказать ему «фас»? Одно время ей думалось, что для этого надо произносить какие–то магические кодовые фразы, вроде заклинаний. Как например те два слова «боевые условия». Но на деле это не работало: на прямые команды дух серебристой книги не откликался.
Тании, честно говоря, уж и не хотелось, чтоб он окликался. Ведь когда он начинал с ней говорить – а случалось такое всего несколько раз – ей неизменно становилось до боязни неуютно. Он говорил её собственным голосом у ней в голове, а ей тогда казалось, что она сходит с ума. Да и изъяснялся он порой так чудно, что слова его испугали бы сами по себе.
А может он именно потому и молчит? Потому что она сама так хочет?
«Важно лишь чего ты хочешь. Желания – вот подлинный дар.»
Так он сказал ей в том сне, что не был сном. В Звёздном мире. И до Тании, кажется, начал доходить смысл тех чудных речей. Ведь он прост до буквальности! Это же была подсказка,