Дмитрий на секунду зажмурился, воочию увидев ее распахнутые в ужасе глаза, перекошенное лицо. А он будет лежать перед ними в таком вот идиотском виде – не застреленным героем и не бездыханным телом, а действительно подобием какой-то идиотской черепашки.
Картинка показалась столь непривлекательной, что он рефлекторно завозился в бадье. Часть цемента выплеснулась наружу, и тот же Варан немедленно встопорщился.
– Я что-то не въезжаю, ты чего это, браток? Мы в поте лица пашем, а ты нам ломово подбрасываешь?
– Да дай ты ему по шарабану – и дело с концом!
– Слышал, что корешок предлагает? Вот и не серчай. С нас, прикинь, качество требуют, а какое, к лешему, качество, когда ты тут все разбрызгиваешь?
В толстых руках лоточника мелькнула резиновая дубинка. Дмитрий мысленно зарычал. Ни увернуться, ни позвать на помощь не было никакой возможности. Удар был не столько сильным, сколько умелым, и третий раз за день Дмитрий оказался в полной отключке.
– Не насмерть хоть вырубил?
– Зачем же… Пусть фраерок помучится. Мы же не садюги какие. Минуток через десять очухается.
– Точно очухается?
– Зуб даю. Я на такие оборотки мастак. Любую шалаву в отруб посылаю – и в аккурат на нужное время.
– Это еще зачем?
– А ты догадайся.
– Хитер бобер!.. Ладно, на кране-то когда-нибудь работал?
– А с дачей-то кто хозяину помогал? Уже забыл?
– Тогда цепляй на крюк и поднимай его к лешему.
– Ща сделаем. Во удивится фрай, когда оклемается.
– Удивится, это точно.
Поднявшись по лестнице на кран, Варан, взломал нехитрый замок и включил питание. Система была несложной, и, скоренько оживив гигантскую стрелу, Варан опустил массивный крюк вниз. Финик подцепил бадью, замахал руками. Заработал двигатель, трос, влекущий бадью с Дмитрием, медленно поплыл вверх. Глядя ему вслед, Финик улыбнулся.
– Красиво взлетел, еханый бабай! Не хотел бы я так помереть…
***
Музыка продолжала играть зазывно-медлительное. Изящным движением стянув с себя узенькую полоску трусиков, дамочка на подиуме обвила гибким телом сверкающий шест, сжимая его ногами, встала на мостик. Чуть покачивая грудками, руками описала круг на полу. Танец, который миллионы иных танцовщиц на планете, исполняют с теми же ужимками и той же приклеенной к лицу улыбкой. Стриптиз по призванию тоже, вероятно, бывает, но чаще Лумарь наблюдал обратное. И в Европе, и в Америке, и здесь дамочки больше изображали чувство, нежели испытывали его в действительности. Встречались и такие, что люто ненавидели свою профессию, а через нее постепенно проникались и ненавистью ко всей публике. Феномен, о котором рассказывал Лумарю один покойный клиент. Перед тем, как всадить ему в лоб пулю, киллер провел с ним вечерок в одном из испанских борделей. И именно