У входа кучковались журналисты и репортёры. Их пёстрая и разнообразная одежда отторгала, вызывая рефлекс, схожий с желанием человека закрыть глаза при виде солнца в зените над степями. Пожиратели сенсацией. Безапелляционные, словно контрреволюционер, неразборчивые, как юная юный школьник и крикливые, как новорождённые дети. Мелькали вспышки фотоаппаратов. Синее полотно, обозначающее путь к стеклянныму входу, было огорожено несколькими столбиками из сусального золота, между которыми растянулась завёрнутая в шелк армированная, толстая проволока, созданная, видимо, больше для придания торжественной обстановке, чем для сдерживания стенающей толпы. Путь внутрь казался непреодолимым. Нет, однозначно, будь у меня меньше известности и больше времени, я бы смог прорваться внутрь, оставив позади остывающую гору трупов тех, кто попытается меня остановить. Но не сегодня. Я вип гость с очень даже вип обслуживанием, включающим в себя, как не странно проход через эвакуационный выход. Нужно обернуть здание и зайти с торца по правую руку. Пока никто не заметил.
Я обошёл толпу, незаметно, словно тень, проскочил за их спинами и подошёл к боковой двери. Торец здания, а конкретно его фасад, имел жалкий, прохудившийся вид. Куски штукатурки бурно покоились на земле, давно отвалившиеся и забытые. С другой стороны стояло здание ресторанчика, с курящими официантами у пожарного выхода, и наглухо заколоченными, грубыми окнами. Переулок, образовавшийся между рестораном и консерваторией, создавал типичный пейзаж, где лицевая сторона чиста, выбрита и свежа, но нутро прогнило и смердит. Просто уродливые куски камня, внешняя отделка которых была разворована и перепродана, теперь торчали наружу, как ребра у наркомана, днями не видевшего воды и еды. Подоконники засраны, покрытые тонким слоем пепла от курящих сотрудников. Взгляд опустился на дверь. Я поступал бы условным стуком, при его наличии, но пришлось ограничиться скудным.
Тук
Ответа не последовало
Но за дверью послышалось шевеление и возня. Меня ждали и готовы впустить.
Я на секунду повернул голову в сторону улицы, с которой попал в этот переулок, и пересёкся взглядом с таксистом – гомофобом. Он все еще стоял там, с застывшей гримасой призрения и ненависти. Дверь открылась, и человек с другой стороны жестом пригласил меня войти.
Это был Игорь. Его проницательные, зеленые глаза были спрятаны за фотохромными очками в оправе титанового цвета. Костюм синего оттенка, не из списка дешёвых, сидел как влитой на низкорослой фигуре сытого и здорового человека. В левой руке он держал папку