Сквозь время. Марина Домбровская

общались с ним ранее… – начала свой скучный рассказ Инэс, и Селестина моментально абстрагировала свои уши от этого потока слов. Ее смущало только то, что они вели контакт, остальное же не имело значения. Через какое-то время Оскар нашел нашу сероглазую в фейсбуке, и они начали свое тайное общение. Затем об этом узнала Виолетта, далее Бетти, но это было строжайшим секретом для Инэс с Лолитой: Селестина не желала выглядеть посмешищем. Но как она ни старалась, для самой же себя такой и являлась: она влюбилась в него по уши, а он принялся рассматривать ее более, чем друга. Но что-то неопределенное летало между ними, что-то мешающее началу чего-то изысканного и пылкого. Его терзали вечные сомнения, ему присуща была та форма любви к анализу, такому гадкому, пессимистичному и бестолковому. Впоследствии Селестина назвала эту неопределенность «трусостью Оскара», ведь тот не отличался смелостью, даже с простыми младшими девушками, в роде нее, пусть и умными для своих лет. Она нравилась ему, но он не мог в этом ей признаться, даже самому себе не в силах, ибо Селестина была такой другой, такой еще юной и светлой, творческой, жадно дышащей, в отличие от его грязных глупых крашеных дам.

      В июле Селестина со своей семьей посетили, как положено традиции, Серафино с семьей в Палермо.

      Селеста в своем любимом курортном городке купалась в лучах свободы, она наконец научилась замечательно плавать и нырять, как настоящая русалка. Она, глупышка, верила в сирен, и одной ее заветной мечтой всегда было стать водной нимфой. Селестина доверяла тем притчам, которые говорили, что русалками становятся утопленницы, но эту идею пыталась забыть…

      «Иногда мне кажется, что я могу это сделать, – говорила она себе. – Но только для того, чтобы знать, значу ли я что-либо для Оскара или нет. Я хочу дышать, но не могу. Я окончательно решила идти не рядом с ним, а в одиночестве. Мне остается только забыть, и просто быть. Да, это так тяжело, ибо все напоминает мне о нем, в каждом я вижу его лицо, Оскара, его черты характера. Так хочется рыдать, да слезы никак не льются, а ведь из них с солью уходит вся боль… Нет, лучше быть сиреной, чем все это!»

      Время в Палермо было самым волшебным, что вообще могло происходить с девушкой, и один представленный мной ее день я вынесу в эти считанные строки.

      Сумерки довольно умело передавали свои полномочия черной ночи, а морской холодок пронизывал каждого, заставляя отсеивать мысли.

      – Селестина, иди сюда! – кричал двоюродный братишка Адам, маня руками ее к воде.

      – Мне слишком хорошо, чтобы вставать со своего шезлонга, – проговорила она, уставившись на хорошо очерченные созвездия.

      – Если не пойдешь, будешь жалеть.

      – Что там у тебя?

      – Звезды бывают не только в небе, и сейчас я тебе это покажу.

      Это заинтересовало Селестину, и она наконец двинулась по давно остывшему песку к воде. Луны не было видно, и вода казалась черной. Но вдруг подул легкий ветерок, начала расти небольшая волна и, вот чудо, рассекающая берег пена заискрилась ярко-голубыми отливами. Адам вошел по щиколотки в прохладную воду и поводил в ней хаотично руками, они тотчас же подсветились