Ей снова позвонила мама, узнать все ли в порядке. Услышав приятный голосок дочери, Габриэль улыбнулась, предвкушая что-то романтичное и полностью доверилась обещаниям Селестины вернуться совсем скоро. Она даже не сказала мужу, что их дочь вышла на прогулку с друзьями, ведь отлично понимала всю его строгость и всю беззаботность и чувственность юных, ибо когда-то сама прогуливалась с тонной мальчишек по этим же улочкам, под теми же звездами. Габриэль была первой красавицей в городе, а ее кудри – ее визитной карточкой, те самые, которые частично перешли к ее дочери.
Селестина впервые позволила парню провести ее до самого подъезда, причем ее настоящего, а не как это она обычно проделывала с другими кандидатами, добираясь до одного дома, входя в парадную и выходя с другого двора.
– Здесь я и живу. Пришли, – она опустила в черную землю глаза.
– Хорошо, – просто ответил он.
– Большое спасибо тебе за то, что провел. Правда, не стоило. Извини, что так вышло…
– Селестина, все нормально, – Витторио как-то странно посмотрел на девушку, будто чего-то ища в ней, слегка прищурившись, а ведь света поблизости и не видать.
Девушка отвела взгляд на свои окна, уже давно темные, намекающие, что внутри все давно спят. Как жаль, а ей даже хотелось посидеть немного с мамой, пусть, и в молчании, но осознавая, что Габриэль чувствует, как колышется все внутри ее дочери. Ей это было почти необходимо, а на утро никогда уже не вернуть ту магию ночи.
– Что ж, – мешкая после минутного уже невыносимого молчания, произнесла решительно Селестина, – пока.
– Иди ко мне.
Витторио тут же подошел вплотную к девушке, притянул ее к себе и породному обнял. На тот момент это было теплее и слаще любого поцелуя, страстного прикосновения. Это было настоящей фантастикой. Она чувствовала запах его тела, парфюма, распыленного на его фланелевой клетчатой красной рубашке, в которую она была в тайне влюблена столь сильно, что через год купила себе такую же. Нет, счастье все-таки есть, сами звезды сошли с небес. так вот, что значит, когда весь мир уходит из-под ног, вот, какого ощутить кипяток внутри себя. И пусть это единственное, чем мог с ней поделиться Витторио, ведь она и о таком не могла мечтать, это оказалось таким светлым и страстно-жгучим до боли.
А боль только и показывалась из-за угла, внушая ни в коем случае не забывать о ее вечном присутствии. Селестина плакала в подушку по ночам, вырывала на себе волосы, спала на полу в агонии, обнимая плюшевого медведя, и все из неудовлетворенной влюбленности к Витторио. Или к Оскару? Она уже сама не понимала, кого и что именно хочет видеть рядом с собой. Девушка уже не могла себя контролировать, свой характер и тем более эмоции, она срывалась на друзей, играла с ними, как с марионетками, ходила