Я сама от неожиданности опять вскипела соплями и слезками, жмурюсь, думаю: а мне ж спать с ним! Но – папа! Ключи от машины вот – не бедствует, значит… И хороший такой!
Ва-банк пошла: – Олег, на фига мы тебе сдались-то? Маман берет к себе, комнату обставила, грит… Зачем? – Я с ней пообщался, – кивает, – она не против, сказала – за тобой слово. Мы ж сколько лет знакомы, Юль, можно сказать, друзья… или просто соседи? Тебе как? – смешался, запутался. – Друзья, конечно! Ты точно мой друг, раз я ничо не помню, а тебя вот… узнала. – Не помнишь?! Огооо… Мама твоя говорила, что ты от стресса немного не в себе… но как… расскажи, что с тобой, родная?! – примастился на полу, руку взял, другой – за плечи, ну, что, опять плакать?!
– Олег, не могу, пожалуйста… – говорю, потупившись. – Может, позже… сейчас не получится. Ты тока про себя и про… про нас с тобой немного расскажи, пожалуйста, если можешь. И все. Пожалста-пожалста! – гладя по волосам. Он аж жмурился от удовольствия. – Ммм, руки у тебя волшебные! – сжал плечо, – круууто, продолжай!
Некоторое время посидели так. Потом он встал, похлопал себя по карманам, посмотрел на стол, где валялась среди прочего зажигалка: – Я бросил, бросил на днях, как узнал, как подумал… Ты ж беременная ваще недоступная ходила, отбрыкивалась от меня, приду – в комнате запрешься и сидишь, надувшись… Маман извинялась, истории рассказывала страшные… Но я норм, я не парюсь, Юль! Ты не думай, – подошел к окну, смотрел на деревца весенние, каплющие, чтоб я не прознала о его страданиях.
Я прознала.
Но ему было важно скрывать.
И я промолчала. – Слыш, Юль, мы с детства ж в одном доме, в садик, блин, вместе ходили… – Письки трогали! Это помню. – Даааа? Вот оно чо! – обернулся весело. – А еще что помнишь? – Ну, в школе. Когда в разные классы попали, в коридоре, на лестнице всегда мне руку жал. Протянешь – а я почему-то думаю о том, что ты этой рукой в садике до меня дотрагивался… и – еле пересиливала себя, пожимала! Гордилась, что мальчик меня выделяет из толпы. – Сама не знаю, откуда всплывали картинки, но они всплывали, и я их выплескивала на него. – В лагере были вместе. Ты меня танцевать двенадцать раз звал, я считала.
– Ой, Юлечка в синем платьице с белыми цветочками по подолу – прям чудо! Помню, да! – размечтался, походил, сел на стул прямо передо мной, улыбается. – Потом тебя… потом ты… – Да, была авария, долго вылеживался. Дураки были, – потемнел. Вспомнил, видимо, чувиху, погибшую тогда на его моцике. Хоронили