– Я знаю почти всё, Эля. Имя, фамилию, скорее всего дом, судя по тому, что она посмотрела на него, выходя из машины. Знаю, что работает во второй горбольнице. Знаю, в каком кафе пьёт кофе после работы, – он многозначительно улыбнулся и поднял указательный палец. – Это, вообще-то, самое главное. Так что найти её – ноль проблем. Но подход нужен романтический, поэтому кафе – это именно то, что надо.
Они отряхнулись от листьев и побрели по тропинке вверх в сгущающихся сумерках. На крутом подъёме говорить было трудно, поэтому Эля молчала до самого верха сопки. Но уже на вершине всё же не удержалась:
– Слушай, но насколько я поняла, она вовсе не жаждет продолжить знакомство. И она… старше. Ведь старше?..
В голове это как-то не укладывалось. Гришка, звезда курса, умный, красивый, роскошный – по нему сохли, наверное, десятки сокурсниц; да и среди элитной тусовки, где им тоже приходилось вращаться, на Гришку заглядывались не только девицы, но и некоторые их мамаши пускали откровенные слюнки! А тут – какая-то непонятная из второй городской больницы… на врача не тянет, судя по рассказу… как пить дать, медсестра!..
Это ж полная катастрофа…
Но Эля слишком хорошо знала Григория Геловани, чтобы сказать всё это вслух.
– Старше, – ответил Григорий спокойно и подал ей руку там, где нужно было обойти острый скальный выступ. – Навскидку – лет тридцать.
Эля невольно вздрогнула. Григорий заметил и рассмеялся.
– Элька, тридцать лет и двадцать пять – велика ли разница? Да вообще, неужели это так важно? Важно, что это – ОНА.
– Но как, как ты можешь быть так уверен! – Элькино возмущение всё-таки прорвало плотину, она резко повернулась, сбилась с дыхания и закашлялась. – Она… кха!.. даже телефон тебе не дала! Видно, сообразила всё… правильно… кха, кха!..
Григорий, весело ухмыляясь, похлопал её по спине. Силуэты корявых низеньких дубов медленно погружались в тёплые летние сумерки, и Эльвире даже показалось, что всё это сон, ирреальность. Не может Гришка влюбиться в медсестричку из второй городской!.. Из любой городской и не городской!..
– Слушай, Элька, – он положил ей руки на плечи. – Ты чего, опекаешь меня, что ли? Ты с моей мамой контракт, часом, никакой не подписывала? А то я ей тут, душу, понимаешь, изливаю, а через полчаса меня вызовут на ковёр в папин кабинет и начнут выпрямлять мозговые извилины!
Он рассмеялся и крепко обнял её. Эльке немедленно захотелось плакать, и она зажмурилась изо всех сил в его тёплое плечо.
– Я тебя кому попало не отдам, – глухо прошамкала она ему в подмышку. – Ишь, краля выискалась, телефона даже не дала! И кому!
– Богатенькому сынку, ты хочешь сказать, – Григорий мягко отстранил её и ласково убрал с глаз непокорные кудряшки. – Да ведь так оно и есть, милая моя Элька. И это понравилось мне в ней едва ли не больше всего… Я ведь и сам их терпеть не могу, богатеньких сыночков, ты-то знаешь. Ну, пошли, темнеет уже…
Кто угодно мог бы сейчас