Орест опомнился первым. Он, прикрываясь мечом, попробовал увести Электру, но та не шевелилась. Она тоже ждала минуты, когда на них двоих можно будет наброситься.
Потом к ней подошёл чужой мужчина. Он был заботлив. Он обнял её за плечи и увёл. Он увёз её далеко. Рабыни мыли её, десять рабынь, но никто не мог отмыть кровь с лица. Ей так казалось.
Позже Электра узнала, что мужчину зовут Пилад, что это друг её брата, которому она давно обещана в жёны.
Она стала его женой по-настоящему.
Он раз за разом делал с ней всё, чего она раньше хотела с пахарем. Она терпела. Она смотрела на стены или на пол, видела грязь, паутину, и говорила себе, что нужно будет отругать нерадивых рабов. Она рожала нелюбимых детей, отдавала их кормилицам и забывала о них. Когда Пилад пресытился ею и перенёс свой пыл на наложниц, её жизнь стала удобнее. И только однажды она подумала о том, как могло бы быть, если бы она сразу была отдана Пиладу. Вспомнила всё то, что было в ней – и исчезло, то, что могло привязать её к мужчине, а мужчину – к ней. Может, не навсегда – на месяцы, на дни, но было бы, всё, что обещало тело, было бы у неё, – не тёмным тайным грузом, а лёгкой сбывшейся радостью. Обида поднялась в ней, и тут же утихла – Электра вспомнила, что уже убила свою обидчицу.
Зёрнышко граната
Серые клубы дыма над водой.
– Не кричи, ты разбудишь теней, – сказал муж ей тихо, и Персефона закричала шёпотом:
– Всё решено на этот раз. Всё. Я больше терпеть не собираюсь. Я ухожу к маме.
– К маме… – повторил Аид спокойно. Лицо его оставалось таким, как всегда – жёсткие губы слегка искривлены, словно от брезгливости. – Всё к тому шло. Такая тёща.
– Она всегда говорила, что ты гад.
– Гадес, – поправил он, – это моё любимое имя. Но чаще я пользуюсь вторым.
А потом спросил – скорее себя, чем Персефону, или даже не спросил – проговорил:
– Почему всегда она. Мне казалось, что тебе было хорошо со мной. Очень хорошо. Но как только она позвала, ты нашла повод… Останься со мной, Персефона, не покидай меня одного здесь. Я тебя люблю. Твоя родительница может приходить к нам, когда захочет, пусть убедится, что с тобой всё в порядке, и снова расцветёт морковка…
– Со мной ничего не в порядке! Я никогда не скрывала, как ненавижу это твоё, как ты его называешь, царство. А ты – такой же, как оно. Да, мне было хорошо, да… Но это освещение… Почему у тебя вечная темень? Ведь это ты так устроил всё. Я лишь хотела… посадить… хоть ирис, хоть фиалку какую-нибудь чахлую… Хоть зелёный горошек…
– Тебе не нравится моё царство. Но я? Я, разве я был тебе плохим мужем? Я сделал тебя царицей, я одел тебя в драгоценные наряды. Разве я не снимал их с тебя медленнее, чем здесь идёт время? Не держи зла за слова, но кто твоя мама? По сути она простая крестьянка,