И у самых практически дверей встретился с директором Сибирского комитета, незабвенным и непотопляемым Владимиром Петровичем Бутковым. Не было бы у меня в голове пассажира Герочки, прошел бы мимо. Как бы я смог догадаться, что этот низенький и коренастый, практически лысый господин в помятом пальто с засаленными клапанами карманов – тот самый статс-секретарь государя, начальник канцелярии правительствующего Сената и управляющий делами Кавказского комитета? Это помимо директорства в Сибирском комитете и работы в особой комиссии по судебной реформе. А по мне, так обычный потрепанный излишествами Фантомас. Классический младший инструктор какого-нибудь третьестепенного направления в районной администрации.
– Неужто Герман Густавович?! – обрадовался Бутков и тут же вцепился в мой рукав. Как клещ – лучше и не скажешь. – Что же это вы – из присутствия да с этаким-то лицом? Я давеча говорил о вас в доме Шереметевых. Впрочем, что же это я хвастаюсь, ныне-то во многих домах о вас говорят. Вас, cela ne surprend pas[9]…
– От Тройницкого иду, – неожиданно для самого себя пожаловался я. – Едва сдержался от требования сатисфакции…
– От нашего счетовода? Ха-ха! От него сатисфакции требовать? Экий вы, mon cher, шутник. У Александра Григорьевича, видно, и на собственную смерть инструкция будет. – Видный деятель всего на свете, лишь бы поближе к царю, надул щеки, изображая Тройницкого, и очень похоже забубнил: – Осьмь тридцать, кхе-кхе, – умереть. Осьмь сорок две – прибытие в Царствие Небесное. Примечание. Уточнить величание архангелов! – И тут же, словно по секрету, наклонившись ближе ко мне, выговорил быстро: – Велено было вас, mon cher, подвергнуть, так сказать. Он и выполнил.
– И кто же? – удивился я. – Кто приказал? Неужто Валуев?
– А кто его знает, Герман Густавович, – оскалился тайный советник. – Сие мне неведомо. Около вас, дорогой мой, ныне такие силы вьются. Такие значительные господа в вас интерес находят. Такие блестящие молодые люди о вас пекутся. Меж них и искать нужно. А счетовода нашего не вините. Ну его… Идемте… А вы же, верно, куда-то торопились?
– Да, у меня, Владимир Петрович, дела… Ждут меня…
– Ну да, ну да. А вы не забывайте меня, Герман Густавович. Непременно вспоминайте. Кто, как не я, вам был самый лучший попечитель и товарищ!
– Конечно. Прожект Южно-Алтайского округа, должно быть, у вас теперь?
– А вот не скажу, – растянув широченный, прямо-таки мультипликационных размеров рот в улыбке, заявил он. – Вот приходите. Уважьте старика. Заодно и о горных степях ваших расскажете. Вопрос еще до Сретенья должен быть в Госсовете рассмотрен. Так что на неделе вас жду…
До Сретенья – это хорошо. Это даже очень хорошо. Сретенье – это край. Это предел. Если я не успеваю выехать