Темное торжество. Робин Ла Фиверс

и негромко отвечает:

      – Я не думаю о сне и отдыхе, государь. Для меня великая честь в любой час служить госпоже.

      – Слышал, государь-братец? – говорю я Юлиану. – Девочка готова сослужить мне любую службу и считает это за честь.

      Он смотрит на меня, потом на Тефани. Я могу с точностью указать мгновение, когда он признает свое поражение в этой схватке.

      – С такой преданностью не поспоришь, – произносит он наконец. – Спокойной ночи вам обеим.

      Когда Юлиан удаляется, я буквально вваливаюсь в свои покои. Тут колени у меня подламываются, и я без сил оседаю прямо на пол. Я дрожу и не могу остановиться.

      – Госпожа? – Простодушное личико Тефани омрачается беспокойством. – Вы в порядке?

      – В полном порядке, – отвечаю я, не поднимая глаз.

      Я отнюдь не уверена, что сумею сохранить невозмутимый вид.

      Невзирая на такой ответ, Тефани спешит мне на помощь. Я жду града вопросов, но, к моему немалому удивлению, она не произносит ни слова. Просто берет мою ледяную кисть и принимается дышать на нее, оттирать, силясь передать толику тепла.

      В ее прикосновении чувствуется столько простой, не требующей награды душевности, что у меня слезы наворачиваются на глаза. Или это таким образом аукается пережитый страх?

      Юлиан в очередной раз вмешался в самый неподходящий момент, пустив прахом и все мои планы, и так трудно обретенную решимость. Хуже того – сдается, д’Альбрэ приблизил его к себе куда тесней, чем я предполагала. Кому же теперь принадлежит верность Юлиана? И до какой степени? Чего он хочет – меня уберечь или отцу нашему послужить?

      А этот рыцарь! Ну и участь ему уготовили! Виселица, потрошение, четвертование… худших пыток и не выдумаешь! Его подвесят за шею, но до смерти не удавят. Веревку перережут, не дав ему ускользнуть в полное забвение. Потом вспорют живот и вытащат внутренности, заставляя несчастного смотреть. По ходу дела ему не дадут не то что умереть, даже сознание потерять. И наконец, его бросят на землю, привяжут за руки и за ноги к четырем лошадям и погонят их в разные стороны.