Я боюсь глубоко последний воздух вдохнуть.
Говорят, это больно,
а легкие тяжелы и тверды,
Мой чугун и чугун,
моя сталь и сталь,
моя грудь и грудь.
О, забила до горла вода корабля потроха —
Трюм и первый класс, и зимний сад,
и ночной ресторан,
И виолончель, что пела без суда, без греха
Серафимский псалом о стигматах, о чуде ран.
Беспризорный подвиг, мраморной крошки ларь,
Ту брусчатку, где алым братством – парады побед,
Ту корону в руках иерея, и плачет царь,
И комдив подымает нагую саблю вослед!
Все вглотает вода – анакондой, зеленой змеей:
Ту шкатулку, где заревом тлеет с фронта письмо,
Ту панаму, от солнца, на даче, еще живой,
То, осколками-брызгами, бабки убитой трюмо!
Все обнимет, вода моя темная, все вберет —
Тени, пудреницу с Кремлем, пуховку, губной карандаш
И губную гармошку трофейную – чей юный рот
Выдувал эту песню, не сгубишь и не предашь?!
Мой корабль! мой любимый! залитый слезами храм!
Мой железный дом, мой заржавелый старый танк!
Я иду к тебе в перекрестья релингов-рам —
Отмолить наш срам, раз иначе нельзя никак!
Вознести хвалу во мгле позабытой земле!
Утомленным, спящим в земле хвалу вознести!
Утону в зеленом вине, навеселе,
С красной, пламенной, вечной водорослью в горсти.
Опускаюсь на дно?! Воздымусь! Деисусный ряд!
И пророчий, подзвездный,
подледный, подводный чин!
…все равно, слышишь ты, всех и каждого воскресят —
Пусть огнями глаз у плачущей солью свечи.
«новый мир будет вот такой стадо и пастух а разве старый мир не такой не пастух и не стадо разве что-нибудь меняется в мире каким он был таким остался или вы считаете что все поменяется а как поменяется к добру или к худу у меня бабушка верила в домового она ставила ему к порогу блюдце с молоком а когда он ночью завоет бабушка спрашивала его домовой домовой к добру или к худу и он однажды провыл ей к хуууууууду а утром дедушка умер и часы остановились»
ПЕТЯ
Люди
Мы тонем? Ха-ха! Ясен, чист небосклон!
А тишь! Не шелохнет шелка океана!
Несу на подносе и ставлю на кон —
Мой мраморный мир, мой гранитный хамон:
На всю сервировку, на Дольче Габбана,
На эту камчатность седых скатертей,
На перец и соль, на серег завитушки,
Что жареным луком блестят средь гостей
На тризне судеб, на пиратской пирушке!
Брысь, официантша! На кухню ступай!
…а я подхожу к тяжкой двери вразвалку —
Медвежий швейцар, хватанул через край
Украденный виски, до дна, и не жалко!
Кошусь на детишек. Гляжу на господ.
Таращусь: привязана к стулу собачка,
Обивка у кресел на цвет – что восход,
А блюда горят, дорогие подачки!
Башку