пирушку тайную, изнутри,
А все темнее, синей, лиловей,
хоть звездная люстра еще горит,
И еще хлебают все свиньи хлёбово крови
из золотых и алмазных корыт,
И еще влюбленные ищут друг друга лицом и лицом,
И еще никто не верит во смерть-подругу,
ну, так всегда пред концом,
И стучит эта Морзе утлым сердцем,
радио-гадость-помеха,
под ребра мои, вкривь и вкось,
И пошло-поехало.
…не узнали, когда началось.
Шестикрылый
мне шестой поет шестикрыло шесть долгих глаз
напевает с разных сторон
навевает астролябию и ватерпас
и времен колокольный звон
сумасшедший один больной серафим
он поет мне вдруг про людей
разошелся по миру их сизый дым
отряхнули землю с корней
эти люди они отовсюду бредут
окружают меня берегись
я от Будущего прячусь мечусь в бреду
да и в Прошлом мне не корысть
этот хор собор с четырех света сторон
а когда б не четыре а пять
небосклон закутан во тьму пелен
не сорвать на флаги не снять
это небо спало сопело в гробу
плащаницу взрезали ножом
рассекали снега и войн городьбу
разрубали родильный жом
осторожно капустные эти листы
в них младенчик светится весь
кто мать ты кто отец это тоже ты
это боли легчайшая взвесь
этот нежный свет
святитель суёт
тебе в рот причащая Дары
не избегнешь ты суеты сует
отвратишься да до поры
я влюблялась бросала хватала хлеб
горько плакала сладким вином
а все мнили: кровь
жизни слепок слеп
и посмертная маска – сном
горе-новость по радио впиваю как
злой сухарь – красный разлив
попрошу не решкой – орлом пятак
напоследок глаза закрыв
бесконечность пятой шестой седьмой
вечной вечностью рот кривит
океан чернеет пора домой
во утробу
ничком
навзрыд
эти люди они столпятся там
у стерильного под лампой стола
повитухи глухи-немы пальцы к устам
перережут – и все дела —
пуповину
сочится красная боль
сквозь рыданье род решето
я была в миру перекатная голь
и у Бога буду никто
Мать и дитя. Первая волна
Эта палуба еще у меня под костылями-ногами.
Я хожу-брожу по ней спасательными кругами.
Океан так тих. Вся тиха квартира
На задворках лоции, на отшибе мира.
Из копченого чайника – бургундское наливаю.
Далеко, на горизонте, революция: звон трамвая.
Там мне лодка стальная в истерике шлет сигналы —
А я